Об этом думал Григорий, вместе с канцлером вежливо склоняясь перед королем, который, не поднимаясь с трона, ответил коротким кивком головы.

– Ваше величество, разрешите представить вам Григора Орлика, студента Лунденского университета, соученика моего сына, – вежливо сказал канцлер, когда посетители раскланялись с Карлом.

– А мы, собственно, давненько уже знакомы, – ответил король, внимательно присматриваясь к юноше. – Если не ошибаюсь, еще со времен моих гостин в Бендерах…

– У вашего величества прекрасная память… – подхватил Григорий.

– Та-та-та, сразу с комплиментов начинаете, молодой человек. – Карл резко хлопнул в ладоши, приказывая юноше умолкнуть. Но про себя Григорий отметил, что королю его слова приятны. – Ну скажите, почему бы я не запомнил старшего брата моего крестника Якоба Орлика?!

– Тем не менее, вашему величеству есть о ком вспоминать и без меня. За десяток бурных лет, прошедших в ратных и государственных делах…

– О-о-о да, вы правы: славное время, преисполненное славных дел!

Карл вопросительно оглянулся на канцлера, господин Миллерн почтительно кивнул.

– Впрочем, если моя память, которую вы сразу же похвалили, не предает своего хозяина, мы виделись и после Бендер? – спросил король.

– Совершенно верно, ваше величество. В тот раз меня зачислили фенрихом в гвардию, и я имел честь служить вашему величеству, принимая участие в обороне Штральзунда.

– Да-да, вы стали гвардейцем… А каким же образом оказались в Лунденском университете?

– Прослужив год, ушел из гвардии.

– Неужели войны испугались? – наморщил лоб король.

– Ничуть нет, ваше величество!

– Ответ, достойный настоящего солдата. Но поступок разнится с ответом! Почему оставили военную службу? Объяснитесь, прошу.

Григорий попробовал оценить ситуацию. Здесь бы и заявить его величеству прямо и откровенно, что семья Орликов настолько обнищала, что родители так и не смогли заказать старшему сыну приличного мундира, поэтому он выглядел в сравнении с другими гвардейцами «белой вороной». Но говорить такое в самом начале беседы… и вот так, в глаза… Нет-нет, так можно все испортить! И Григорий сказал:

– Зачем вашему величеству необразованные солдафоны? Разве не лучше овладеть разнообразными науками, а уже потом добывать саблей военные победы для славы вашего величества?

– Гм-м-м… – Король отклонился немного назад и, не сводя придирчивого взгляда с юноши, спросил у канцлера: – И что вы на это скажете, Миллерн?

– Скажу, что теперь не удивляюсь, почему в письмах моего Густава столько внимания уделялось этому юноше.

– Хорошо, – Карл хлопнул в ладоши и позвал лакеев: – Стулья для обоих гостей, быстро!

Когда они уселись рядом с троном, король вдруг обратился к Григорию на латыни:

– По-шведски вы, молодой человек, разговариваете удивительно чисто, по крайней мере, я акцента не заметил. А вот хорошо ли усвоили благородный язык поэтов, философов и дипломатов?

– Надеюсь, что так… хотя об этом следовало бы спросить не покорного слугу вашего величества, а моих достойных учителей, – юноша столь же непринужденно перешел на латынь.

– А знаете, канцлер, он мне нравится все больше, – сказал Карл Миллерну, а потом продолжил: – Теперь расскажите-ка подробнее о состоянии дел вашей благородной семьи. И пожалуйста, на латыни, на латыни…

– Что же интересует ваше величество прежде всего: мои университетские успехи или состояние дел моих близких?

– И то и другое, – улыбнулся король. – Я давненько не видел не только вашу матушку, но и отца, моего храброго приятеля Филиппа Орлика. Как им здесь живется?

– Но ваше величество! Не говоря о том, что мой благородный отец постоянно находится в разъездах, опекаясь делом возвращения казачества на родную Украйну… Итак, отца я не видел более года… наверное, как и ваше величество…