В течение часа попытки обратить на себя внимание клиента оборачивались пустой тратой сил и времени. Куда более привлекательной ему на тот момент представлялась другая женщина – моя любимая тетушка Мила, автор всего этого кулинарного великолепия.

Наконец трапеза подошла к концу, и я вернула Виктора Владимировича, все еще находящегося под впечатлением, к реальности. Когда Светин переоделся и я подвела его к большому зеркалу, стоящему у одной из стен моей комнаты, произошло то, что в литературе называется «улыбка медленно сползала с его лица».

– Я похож на клоуна! – вскричал Светин. – Я не соглашусь в таком виде гулять по улицам!

– По улицам гулять и не надо, – возразила я. – Достаточно просто сесть в машину, доехать, пообщаться с людьми, которые, кстати, могут выглядеть ничуть не лучше вас, и уехать тихо-спокойно, разузнав все, что нужно, наметив план дальнейших действий.

– Но неужели нельзя обойтись без этого?!

– Можно, но нежелательно. Вы хотите добиться успеха?

– Хочу.

– Тогда должны меня слушаться. Если будете спорить, я найду еще кучу аргументов!

Я состроила на лице очаровательную улыбку. Очень уж мне хотелось вывести своего клиента в свет в таком смешном наряде. Может, женская стервозность взыграла, кто знает…

Виктор Владимирович сокрушенно покачал головой.

– Сдаюсь, – сказал он и поднял руки вверх. – Все! Сдаюсь!

* * *

Заседание Общества защиты животных должно было состояться в центральном тарасовском Доме культуры. Несмотря на обещанный Басенковым свободный вход, первыми личностями, на которые мы натолкнулись у крыльца ДК, были охранники в камуфляжной форме, вызвавшие у меня неприятные ассоциации с блюстителями порядка из Дома журналистов. Охранники окинули нас скептическим взглядом.

– Здесь состоится заседание Общества защиты животных? – важно спросила я, словно несла миссию спасения мира.

– Здесь, – усмехнулся охранник. – Будете беседовать на тему, как плохо есть мясо?

– А вы едите мясо? – вскричала я. – Как вы можете! Ведь эти садисты убивают живых существ! Что произошло бы, если бы кого-нибудь из вас превратили, скажем, в котлеты по-киевски?

– Идите, идите, – махнул рукой охранник. – Вам на второй этаж.

Когда мы уже находились в помещении и направлялись в сторону лестницы, до моего уха донеслось сказанное нам со Светиным вслед презрительное:

– Пр-р-ридурки!

Настроение мое поднялось. Такая реакция охранника означала, что играла я, исполняя новую роль, замечательно.

На втором этаже мы услышали смех и спокойную музыку. К нам подбежал мальчишка лет пятнадцати, с пушком, пробивающимся над верхней губой.

– Вы в Общество защиты животных? – спросил он.

– О да, именно туда.

– Тогда вам вон в тот зал…

Мы добрались до двери, на которую указал мальчишка, толкнули ее и вошли. В зале царили смех и воодушевление. Пестрая публика сновала по залу. «Тяжело в такой толчее будет отыскать господина Леснина», – подумала я.

Я заметила стулья, расставленные по периметру зала, у стен.

– Пойдемте, – сказала я Виктору Владимировичу, – присядем.

Мы выбрали себе стулья, занимающие выгодную позицию, с которой нам открывалась большая часть зала. Я решила для начала присмотреться к народу, соизволившему посетить заседание Общества охраны животных.

Прямо передо мной седовласая старушка, одетая так, словно обладает данными Памелы Андерсон, втолковывала какую-то чушь брюнету лет двадцати пяти, типаж которого совпадал то ли с образом жгучего испанского мачо, то ли с образом горячего кавказского парня.

– Дело в том, – говорила старушка, – что наукой доказано происхождение человека от животных. Представьте себе, наш пра-пра-пра, не знаю сколько раз прадед, был обезьяной, а пра-пра и так далее дед этой обезьяны был каким-то, как сейчас выражаются, низкоразвитым млекопитающим. Тем самым, от которых произошли лисы, волки, коровы, – короче, все животные, мясо которых мы сейчас употребляем в пищу, из меха которых шьем себе одежду и над которыми совершаем прочее насилие. Вот и получается, что мы уничтожаем наших сколько-то раз – юродных сестер и братьев, дядь, теть, племянников и племянниц! Вы только подумайте!