– Значит, вы считаете этот остров святым местом? – спросил я, отпив настойки. Присмотревшись к глазам Евгения, я заметил, что они бесцельно блуждают по стенам, полу и потолку.

– Не только остров. Места вокруг – это места, где проходили великие битвы Богов. Тут зародилось человечество.

Я озадаченно посмотрел на Марьянчика. Тот вздохнул и закрыл ладонью глаза.

– Женя, может, вам покушать всё-таки? А то, по правде сказать, ваш вид вызывает беспокойство.

– Нет, спасибо. Я пойду полюбуюсь красотой этого благодатного места. И вкушу солнечных лучей.

Молодой человек проследовал на веранду. Его худое тело покачивалось, как у пьяного, а свободные штанины колыхались на худых ногах, благо талия у парня была немалого размера, и штаны с него не спадали.

– Владимир Владимирович, а он и правда выглядит плоховато.

Марьянчик убрал руку от лица и фыркнул:

– Да плевать на этого психа.

– Не надо так. Может он и странный, но не заслуживает такого пренебрежения.

– Вот из-за такого снисхождения люди и становятся психами. Если бы его не жалели, то он быстро бы усвоил, как правильно себя вести.

– Вы что же, считаете, что ваша точка зрения единственно верная и что нам всем надо жить так, как живёте вы?

Марьянчик недовольно усмехнулся:

– Ну, ты же вот не такой, как этот ненормальный. Даже не такой идиот, как Венедикт. Ты из себя ничего такого не строишь и общаться умеешь нормально.

Я подлил себе настойки и посмотрел на раскрасневшееся лицо собеседника:

– Меня воспитывали по-другому, да и вокруг всегда были люди с достаточно конкретными жизненными позициями.

– О том и речь, – воскликнул Марьянчик, ухватившись за графин.

– Да, но почему вы не хотите дать людям право быть такими, как им нравится? Они же вам не мешают этим. Мне вот отец всегда говорил: «В жизни, как и на дороге, можно всё, что не мешает другим».

Марьянчик наполнил стопку и процедил:

– В том-то и дело, что это мешает нормальным людям. Занимаешься делами, настраиваешься на определённый лад, а вот такие блаженные ходят и морочат голову народу, вместо того чтобы делом заниматься. Вот даже здесь. Они не могут принять то, что им выпал отличный шанс отдохнуть, прочиститься этими полями, ради которых все сюда припёрлись. Сиди себе и получай заряд. Но нет, им и из этого надо устроить балаган. Всё это у них от скуки и от нежелания заниматься делом. А когда делом не занимаешься, то и других не уважаешь. А они – эти другие, возможно, хотят тут расслабиться и отдохнуть, не выслушивая ахинею наподобие той, что сейчас прогнал Будда, – закончил Марьянчик свою тираду и осушил ещё одну стопку, закусив её хлебом. Недоеденный кусок булки он швырнул в сторону кухни.

– Охво, найди официанта и распорядись накрыть на веранде. Нужно ещё еды сообразить, – негромко крикнул я. Помощник кивнул и двинулся к двери в служебные помещения.

– Я, в общем-то, понимаю вас, Владимир Владимирович. Но терпимей

всё-таки нужно к людям быть.

Марьянчик затряс головой:

– Нет, не понимаешь. Во вред это всё: толерантность, снисхождение, попытки понять и подстроиться. Всё это превращает мир в гадюшник. Только жёсткий контроль и принуждение к общим делам могут создать здоровое общество, иначе разброд и шатание. Посмотри, в какое говно превратилась та же самая Европа. Ещё недавно там было замечательно. Построил себе дом на холмах Гольф Жуан. Раньше там вокруг были прекрасные места. Да одна Ницца чего стоит. А окрестности. Но теперь и там гадюшник. И непонятно, куда податься. Всё изгадили.

Я пожал плечами:

– По мне, там и сейчас очень даже неплохо.

– Двадцать лет назад было намного лучше. И даю тебе гарантию, что в ближайшие лет десять станет куда хуже, чем сейчас.