В глубине рощи возвышается скала с подтёками цвета ржавого железа. В ней природная выемка – пещерка или грот, куда ведёт извилистая тропа. Внутри грота полусумрак и прохладно. Если сюда забредёт путник, он найдёт благословенный приют и в зной, и в непогоду. Отсюда неплохо просматривается безмятежное море, мерцающее в мареве солнечными бликами. Блаженная тишина нарушается сухим стрекотанием неунывающих кузнечиков…

* * *

В гроте находились два человека. Они удобно расположились на земле, выстланной сухой травой. Эти люди пришли сюда до полудня, с ними был ещё слуга, который принёс с собой съестные припасы, выложил всё на рогожку и ушёл. Прохладный воздух наполнился аппетитными запахами, навеявшими желание немедленно утолить голод.

Было отчего взволноваться желудкам! Варёная голова козленка, вспоенного молоком, его же ребра, ноги и вырезки, сдобренные восхитительным соусом из сильфии*. Жаренная на угольях свинина, источающая жирный сок; нежный костный мозг и сладчайшая смесь полусырых кишок барашков. Груды горячих вяхирей* и куропаток да горка мягких ароматных лепёшек. Пучки возбуждающей аппетит зелени, и чеснок, без которого истинному греку не прожить ни дня. Был ещё в двух горшочках трогалий – десерт, приготовленный искусным поваром из золотистого меда, мягкого сыра и творога. Вдобавок к ним ячменные пирожки с соблазнительной корочкой, изжаренные на оливковом масле и в свином жиру, и ещё кунжутные пирожные. Для закуски после вина яблоки с желто-красными боками, миндальные орешки. Боги на Олимпе завидовали такому обычному для эллинов застолью на природе!

Пора признаться, что к застолью в гроте были причастны Аристотель и Феофраст, первый в прошлом преподаватель афинской академии Платона, а второй – его ученик, тоже в прошлом, теперь их связывали крепкие дружеские отношения. Обнаружили они грот недавно и решили, что будут посещать его, когда вздумается провести досуг. Место действительно замечательное – удалённость от городской суеты, покой священной рощи, вид на море!

Для истинного эллина понятие идеального досуга представлялось не праздным отдыхом с безмятежным послеобеденным сном или бесцельным созерцанием природы, а полезными для сердца и души занятиями: посещение театра, участие в религиозных шествиях и городских торжествах или наблюдение в качестве зрителей за состязаниями поэтов, музыкантов и ораторов. К этому нужно добавить занятия атлетикой и охоту на зверя, но только ту, что случается ради развлечения, а не для пропитания. Но самым захватывающим и любимым видом досуга представлялась пирушка в кругу друзей – симпосий. Это могло быть застолье участников, близких по духу или роду деятельности, когда застольники получают удовольствие не от употребления изысканных блюд (хотя им тоже оказывается достойное внимание), а в результате обмена философскими речами, когда есть результат от разумных бесед и споров. На симпосии каждый высказывает свою точку зрения – на окружающий мир, природу и политику, – и никто его не остановит, не осудит, наоборот, одобрит такое поведение. Не зря мудрец Фалес* сказал: «Человек разумный идёт на пир не с тем, чтобы до краев наполнить себя, как пустой сосуд, а чтобы и пошутить, и поговорить серьезно, и поспорить»…

Аристотель, сорокалетний сухопарый мужчина, не отличавшийся высоким ростом; у него удлинённое лицо слегка болезненного вида – он с детства страдал коликами в желудке. Волосы негустые, мягкие и слегка волнистые, рыжеватого оттенка; зачесанные вперёд с затылка, они умело скрывали наметившиеся залысины. Прямой нос с тонкими ноздрями, выступающие вперёд скулы и тщательно ухоженные усы с укороченной бородой до висков намекали на несносный характер их владельца. Образ педантичного «сухаря» дополнял большой выпуклый лоб с глубокими продольными морщинами и ещё тонкие суховатые губы с морщинками вокруг рта. Впалые серые глаза со свисающими веками, маленькие и подвижные, обычно смотрели исподлобья и оттого казались колючими. При этом в облике Аристотеля угадывался природный аристократизм, непримиримый с возможными в жизни неудобствами.