– Наташенька, а почему вы моего Виталика бросили?
– Я бросила?! – возмутилась Сечкина. – Он ко мне в те дни даже не подошёл! Пропьянствовал с друзьями, а обо мне и не вспомнил. Ну и пусть!
– Хм! – Рукавишникова прикусила губу и задумалась, оставив Наташины возмущения без комментариев.
Уже поздно вечером при расставании Ирина Максимовна обмолвилась. Сечкины враз протрезвели.
– А ведь могли мы с вами породниться, если бы наш Виталик не сбрендил!
– Вот как?! – Сечкины уставились на Наташу, требуя объяснений.
– Не сложилось, – пожала плечами дочка. – И уже не сложится.
Глава 3
Ночью Наташа не спала. Да и как заснёшь? Всё чудилась в словах Ирины Максимовны какая-то недосказанность, нечто такое, что дарило надежду. «Если бы Виталик не сбрендил…» – сказала Рукавишникова. А что бы было?
Может, увёз бы он её в Москву. Может она поступила бы в знаменитое художественное училище. Может окончила бы его. Может Виталик взял бы её в свои постановки. Это всё Наташа допускала, но то, что сможет конкурировать со столичными красавицами, не допускала. «Если бы Виталик не сбрендил…» – крутилось в голове бедняжки, а изнутри, из самих глубин тихо прозвучало: «Не сбредил бы, если любил!» А значит и в столице были бы они не более чем соратниками, в лучшем случае.
Надо было успокоиться, но она не могла. «Ну вот что в том Виталике такого особого?» – спрашивала она сама себя, и сама себе отвечала: «Всё!» Таких парней не было в Порт-Стрелке и никогда не будет. Он такой один в её жизни.
«Любят человека целиком, а не за что-то отдельно. А если иначе, то это не любовь», – утверждала одна часть Сечкиной.
«А ты уверена, что любовь была?» – спрашивала другая.
«А если тянет к нему как пишут в романах – с непреодолимой силой. Это разве не любовь?»
«А ты можешь представить себя с ним в постели?»
«Не знаю…»
«А какая ж без того любовь?»
Всю ночь проворочалась, всё говорила сама с собой в полудрёме. Под утро успокоилась, решив, что испытывает фантомные чувства. Было в их общем с Рукавишниковым прошлом нечто, что не имело своего продолжения, хотя и бередило душу. Нужно думать о Петьке. Родной отец не принял сына-заморыша, а чужой мужчина? Зачем ребёнку новые муки? Уговаривала себя, а мысли о Виталике не оставляли, проявляясь в снах, в видениях, вспыхивающих внезапно в сознании, порой невпопад. Надежда, она умирает последней.
Рукавишниковы всё больше сближались с Сечкиными. Петька был в восторге от такого соседства. Павел Аркадьевич подарил мальчику кокарду, тот прицепил её на свою фуражку. А как-то Рукавишников-старший, возвращаясь из магазина, в котором работала Наташа, прихватил с собой Петьку. Шли до дома под завистливые взгляды мальчишек, назавтра Петька сразу почувствовал, как резко подскочил его авторитет среди уличных сорванцов.
Ирина Максимовна несколько раз пыталась при Наташе завести разговор о Виталике, Наташа резко меняла тему. Как-то Рукавишникова не выдержала:
– Неужели тебе не интересно, как живёт Виталик? Ведь вы всё детство были рядом!
– Пусть живёт как живёт! Мне без разницы! – процедила та в ответ.
Ирина Максимовна только усмехнулась. Было бы без разницы, не вспыхнула бы, да грубить поостереглась. Максимовна явно что-то затевала, Наташа это чувствовала, но ей казалось, что Рукавишникова хочет уберечь семью своего сына от неё. Зачем, если у Виталика нет к ней никаких чувств? В общем, поведение соседки было непонятным и оттого вызывало тревогу.
Неожиданно для Наташи появилась возможность исправить Петино косоглазие. Из районной больницы, где Петя стоял на учёте, пришло письмо, что в Приморске при краевой больнице стали делать специализированные операции. Наташа отправила запрос, мысли о Виталике на время покинули её голову, тем более что и Максимовна угомонилась, не допекала её своим сыном.