Как-то отец не выдержал: «Ты честь-то свою девичью блюди!»

– Ты, пап, это чего?! – возмутилась дочь. – Белены объелся?!

– Как это чего? Уже два месяца с этим Коноплёвым, а эффект нулевой! Не порядок! Или уже женитесь, или разбегайтесь, а то сраму на весь посёлок!

В сёлах не принято было тянуть резину с любовью. Народ простой, писателями-романтиками неиспорченный. Алгоритм действия отработан веками: свидание, второе свидание с поцелуями, третье свидание с обнимашками, четвёртое свидание с совращением. Как до последнего пункта доходит, то либо свадьба, либо конец фильма. Два месяца отношений вызывало вопрос: чего они там делают?

Отца Наташа обожала и доверяла ему больше, чем себе.

– Пап, как ты думаешь, он будет хорошим мужем? – спросила после некоторого раздумья.

– Ежели любит, да ежели тебе бабьей мудрости хватит… – ответил Ефим Родионович. – Эх, дочка, со свадьбы всё только начинается.

Наташа решилась. И уже через полгода пожалела, что вышла замуж за Коноплёва. Пожалела, но куда деваться? Медовый месяц у Коноплёвых получился скомканным, началась путина. Андрей приводил свою шхуну, разгружался в порту, проводил с молодой женой ночь, а поутру снова уходил на трое суток, а то и более. Беременной Наташе любовные забавы стали не в радость, было больно. Терпели оба, первым не выдержал Андрей, принял гримасу боли на лице жены за неприязнь. Он ушёл на кухню и долго не возвращался на супружеское ложе. Наташа пошла за ним.

– Я что тебе, противен? Не рановато ли? – злая обида выплеснулась на неё, неповинную.

Наташа растерялась, не понимая.

– Прекрати этот бред немедленно! – потребовала.

– Что?! Ты мне, своему мужу, будешь тут указывать?! – взбесился Коноплёв.

И не сильно-то толкнул… Наташа, падая, ударилась низом живота об угол стола. Расплакалась. Коноплёв выскочил во двор, сидел на лавочке у крыльца, насупившись. Надо сказать, Наташа за всё время замужества ни разу не призналась мужу в своей любви к нему. Стеснялась. Любила глазами, улыбкой, руками, телом, но губы отказывались произнести это заветное «люблю».

Пару недель дулись, косились друг на дружку, потом помирились. И казалось, что обошлось. А Петя родился с дефицитом веса. Развивался плохо.

…Почему-то Андрей, едва взглянув на новорождённого, сразу решил, что сын – не жилец. И тут же потерял к нему весь свой интерес. Младенец был синюшным, сморщенным, страшненьким, косоглазым. В те годы косоглазие не лечили… Возвращаясь домой с моря, Коноплёв вместо «здрассьте» спрашивал: «Не помер ещё?»

– Как так можно? – возмущалась Наташа. – Он же сын твой.

– Может и мой, а может от святого духа… Выживет, там поглядим, что за неведому зверушку ты мне принесла. А сейчас какой смысл душу свою выматывать?

Петька выжил, но часто болел. Во время своего недомогания он капризничал, плакал, мешая отцу выспаться ночью. Мальчик инстинктивно тянулся к матери, звал её, когда был на руках отца, рвался прочь. Андрей нервничал, не понимая, почему родному сыну немил. Как-то Наташа ушла за хлебом. Вернувшись, она застала своих мужчин в истерике: Петька орал в кроватке, муж орал на него.

– Заткни его! – потребовал Андрей.

– Он – не радио! – огрызнулась мать.

Так и огрызалась, защищая кровинушку, но хотела, конечно, чтобы Андрей хоть как-то к сыну привязался. У того иногда, редка правда, какие-то отцовские чувства проявлялись, но чаще он Петьку от себя отфутболивал: «Отстань, видишь, не до тебя! Устал…» Не интересно ему было с мальчишкой, говорить тот начал поздно, да и потом всё как-то несуразно, невпопад.

Но хоть не помер. А вот отношения молодых Коноплёвых дышали на ладан…