Работники закулисья в театральные интрижки вовлечены не были, – весь гадюшник разместился в круге артистов и режиссёров, – но следили за процессом пожирания ближних и дальних с интересом. Кто же знает, как там обернётся? Набирались, так сказать, чужого опыта. И Анна Андреевна тоже набиралась. Сейчас пришло время реализовать его на практике.

Анна Андреевна вышла от худрука, который ещё вчера всё ей разложил по полочкам. Худрук вёл себя в ситуации с ней весьма разумно, в интересах театра. Её наградили. Более того, её не изгоняли, предложив работать по краткосрочному трудовому договору той же художницей, а может и постановщиком, учитывая её опыт. Но Анна Андреевна в театре была давно и знала одну фишку: обратного пути в театр не существует. На твоё место тут же найдётся толпа желающих его занять. И когда вчера вдруг так кстати случился шторм, и Наташа с сыном вернулись к ней переночевать, она решила подключить при необходимости к своей борьбе за место под солнцем Наташу. Главный режиссёр повёл себя скверно с точки зрения Шутренковой. Вот необходимость и возникла. Рукавишников был для Анны Андреевны человеком-невидимкой. То есть, она этого залётного в упор не видела. А кто он собственно такой?

Прошлым летом «горький» театр гастролировал по Прибалтике. Там в это время катал и театр Ленкома. На один день пересеклись в Риге. Ленкомовцы уезжали после последнего спектакля, а «горькие» начинали свой показ искушённой рижской публике. Ленком заканчивал спектаклем, поставленным Рукавишниковым. Разумеется, под руководством маэстро. Кока, как звали за глаза главрежа, имел честь быть представленным Марку Захаркину.

Главный режиссёр «горьких» был мужиком статным и симпатичным. Женщины млели от его томного взгляда. В театральных кругах Коку считали человеком небесталанным, но и не гением. Когда Кока стал рассыпаться перед Захаркиным комплиментами, тот отнёсся к словоблудию провинциального коллеги довольно индифферентно. Но всё же снизошел.

– У меня парень, чей спектакль вы сегодня лицезрели, из ваших мест, – сообщил Захаркин.

Кока сориентировался мгновенно. Тут же встретились с Виталиком, разговорились и главреж «горьких» предложил Виталику переехать в Приморск. Золотые горы посулил, как в таких случаях водится. Да и то сказать, театру нужна была новая кровь. «Пушистые» вдруг зашевелились, поставили «Декамерона». «Горькие» обязаны были ответить. При этом, если не случится адекватного в творческом смысле выстрела, чтобы обязательно в яблочко, Кока не желал аутодафе – ни реального в смысле нахлобучки от обкома, ни фигурального – от журналистов и зрителей. Ему нужно было некое подставное лицо, на которое бы он в случае обструкции мог перевести стрелки. Впрочем, надежд особых Кока не питал, много вы знаете выпускников столичных театральных учебных заведений, готовых ехать к чёрту на куличики ради творчества?

Неожиданно для Коки Виталик согласился. Но с условием. Жена Виталика была из балетных. Всё в ней было хорошо, кроме размера груди и роста. Когда девица оформилась, эти подробности её телосложения перекрыли ей вход в мир профи. Марина согласна была и на прозябание в кордебалете, но и в кордебалете она была не нужна. «Сисястая каланча», как её охарактеризовал главный балетмейстер Большого, была не нужна ни в Москве, ни в Ленинграде. А потом ни в Перми, ни в Самарканде, ни в Свердловске. Балериной – нигде.

Кока, узнав обстоятельства, тут же пообещал пробить для жены Рукавишникова должность хореографа. Это всё и решило.

В Приморске её для начала приняли администратором. Правда, пришлось произвести изменение в штатном расписании театра. Количество администраторов увеличили, а число художников сократили. Маша была молодым специалистом, в театр пришла по кадровой заявке театра, уволить ее было нельзя. Убрали Анну Андреевну, туманно намекнув на некие перспективы в скором будущем. Но вышло очень уж туманно…