Он почувствовал себя идиотом. Ведь и правда начал верить – и хотел верить, – что монетка исполнит его желания. Он кинул оба четвертака в копилку и закрутил крышку.

Он хотел выкинуть и записку, но не смог ее найти.

Еще секунду назад лист лежал на столе, но теперь пропал. Эфраим порылся в мусорной корзине на случай, если бумага упала туда, проверил весь пол, но записка бесследно исчезла.

Вот теперь он начал всерьез опасаться за собственный разум.

На следующий день Эфраим проснулся от вкусного запаха жареного бекона.

Лампа у кровати все еще была включена, но ее свечение тонуло в солнечных лучах, льющихся из окна. Когда Эфраим сел, «Властелин колец» в твердом переплете соскользнул с кровати и упал на ковер. Он поднял толстый том и попытался расправить смятые страницы, загнув их в другую сторону, но стало только хуже. Тогда он закрыл книгу, надеясь, что внушительный вес сам все исправит.

Толкина читала Джена, и Эфраим решил ее впечатлить тем, что сам прочитал роман, заинтересовать девушку, но та просто не заметила, как он таскал томик между занятиями весь последний месяц. Сейчас, когда занятия в школе закончились, пришла пора вернуть книгу в библиотеку. Спасибо фильмам и Интернету, можно было притвориться, что прочел, если выпадет шанс поговорить с Дженой.

Эфраим положил «Властелина» на стол, взял смятую футболку, понюхал подмышки и тут же скомкал – ее явно стоило постирать еще пару дней назад. Он ненавидел спать в одежде. Такое чувство, будто не спал вовсе, а день просто плавно перетек в следующий день.

Как ни странно, корзина для белья оказалась пустой. Он стирал одежду на прошлой неделе, но так и не нашел времени, чтобы вытащить ее. Открыв шкаф, он обнаружил, что все вещи аккуратно разложены по ящикам – так укладывала мама, когда на нее находило желание заняться хозяйством.

Он вытащил свежую рубашку, попытался пригладить волосы и пошел на звуки звякающей посуды.

Завтрак уже стоял на столе. Настоящий завтрак. На тарелке красовалась горка хрустящего бекона, бумажная салфетка впитывала жир. Рядом – французские тосты и стакан апельсинового сока.

– Доброе утро, соня, – мама улыбнулась ему от плиты. – Я уже собиралась тебя будить.

– Мам? – Эфраим вошел на кухню. В воздухе плавал дымок, но не от сигарет, а от чего-то жарившегося в масле. – Что ты делаешь?

– Я подумала, что тебе не помешает хорошее начало летних каникул. Не жди такого же каждое утро.

– Но… ты же не готовишь.

«Больше не готовит». Он уже привык к холодным бутербродам, овсянке из бумажных пакетов или холодному печенью «поп-тартс» из фольги, когда опаздывал. Эфраим уже не помнил, когда последний раз мама вставала раньше восьми утра, не говоря уже о том, чтобы была одетой и радостной.

– Милый, все в порядке? – спросила она.

Когда он проходил мимо плиты, мать с нежностью положила руку ему на плечо. Поцеловала сына в щеку, затем потрепала по и так взлохмаченным волосам.

– Ты вчера поздно вернулся, так ведь? – сказала она. – Я просто поставила кофе.

В углу кухонного стола стояла небольшая кофеварка. Сияющая, из яркого хрома и черного пластика.

– Когда ты ее купила?

– Ты заболел? Дай я посмотрю лоб, – она потянулась к нему, но сын отпрянул.

– Я не болен! – Эфраим схватил кружку и наполовину наполненный кофейник. Пахло лучше, чем от растворимого «Фолгерса», который предпочитала мать. А вкус оказался просто замечательным. Эфраим поставил кофе на стол и уселся. – Мама, как ты?

– Хорошая попытка. Вообще-то, я о тебе беспокоюсь. Ты сам на себя не похож.

Кто бы говорил. Мама казалась другим человеком и выглядела лучше, намного лучше, чем обычно. Золотисто-каштановые волосы расчесаны и связаны в высокий хвост, благодаря чему мама выглядела на несколько лет моложе. У нее был здоровый цвет лица, и еще она казалась стройнее.