– Товарищи, моя служба носит секретный характер, и я буду очень признателен вам, если таковым все и останется.

– Так точно!

– Я хочу попросить вас, чтобы все бумаги связанные со мной или же моей деятельностью были немедленно уничтожены. Как текущие, так и возможные в будущем.

– Так точно!

– О нашей с вами встрече никто не должен знать. От упоминания увиденного пользы не будет, а вот погоны свои вы потерять можете с легкостью.

– Так точно!

– Будьте добры, проводите меня к выходу.

– Есть!

Меня проводили к выходу, и я решил продолжить свою прогулку. И тут меня окликнули.

– Дмитрий Михайлович! Дмитрий Михайлович!

За мной вслед бежал полковник Ерохин.

– Дмитрий Михайлович, миленький, а как же жить дальше то?!

– Товарищ полковник, вам известен храм по адресу Верхняя Радищевская?

– Так точно.

– Там несет свою службу очень хороший человек, Алексеем зовут. Обратитесь к нему.

– Так точно… Так точно…

Полковник развернулся и, в растерянности, побрел обратно к своему участку. На крыльце его ожидал лейтенант Семенов.

Погода стояла прекрасная. Свежий, морозный ветерок гонял по небу снежинки… Я присел на одну из ближайших лавочек и продолжил наблюдать за людьми.

Декабрь 1994 года, первая Чеченская война. Я нес свою службу в одном из госпиталей. 31 декабря 1994 года начался штурм Грозного. Один за другим к нам поступали раненые солдаты. Это были просто дети без какого-либо боевого опыта. 31 декабря 1994 года мне казалось, что я попал в ад. Когда мне удавалось поспать, хотя даже не так, когда я закрывал глаза, чтобы поспать, меня преследовали окровавленные люди. Они просили о помощи. Но я, ни чего не мог для них сделать, я был бессилен. Они шли на меня, потом падали и умирали. Вздрагивая, я возвращался из этого подобия сна, возвращался обратно в мир стонов и воплей. От переутомления, некоторые раненые двоились у меня в глазах. В один момент я подумал, что сошел с ума. Я увидел, как один раненый солдат встал с койки, посмотрел на меня, а потом исчез. Я крепко зажмурил глаза, а потом открыл их. Солдат продолжал лежать на своей койке, я подошел к нему, он был мертв. Я огляделся вокруг себя, раненые солдаты лежали на своих койках. Некоторые из них мерцали, словно телевизионные помехи. Я однозначно сошел с ума. Оглядевшись на 360 градусов, я увидел человека. Это был невысокий мужчина азиатской наружности.

– Видишь меня?

– Да.

– Имя?

– Михаил.

– Теперь твое имя Михо. И мы едем в Японию.

– Азуми, тебе пора ложиться!

– Еще 10 минут, я почти закончила.

– Что это у тебя?

– Я рисую небо и птиц.

– Здорово выходит. Эти птицы летят куда-то?

– Да, они летят на юг.

– А почему на юг?

– Это перелетные птицы, на юг они летят, чтобы переждать пока у них дома холодно, но потом они вернутся.

– Азуми, как думаешь? Когда они прилетят туда, где тепло, они будут скучать по дому?

– Конечно! Птицы, как и люди, скучают по дому, когда они далеко от него.

– А ты скучаешь по дому, когда ходишь в школу?

– Нет, не особо, дом же рядом. По дому скучают, когда дом далеко.

– Вот вырастешь, станешь художником. И уедешь от нас с мамой, далеко от дома. Будешь скучать по нас?

– Я от вас ни когда не уеду.

– И мы всегда будем вместе?

– Всегда!

– Хорошо. Азуми, уже действительно поздно, тебе пора ложиться.

– Ладно.

Азуми легла и выключила лампу.

– Спокойной ночи, милая.

– Спокойной ночи, папа.

Отец закрыл за собой дверь и спустился на первый этаж к своей жене, которая прибиралась в столовой после ужина.

– Дорогая, может, все-таки, запишем нашу дочь в художественную школу?