Каждую неделю Артем, идя с каким-то поручением в город, заходил в таверну «У папы Фрица» пропустить кружечку пива. Там его ждал человек отца Паоло, брат Франциск. Ему Артем и докладывал об увиденном и услышанном в доме барона. Особо ценной информации за все это время он сообщить так и не смог. Притом что ни барон, ни Питер почти демонстративно ничего не скрывали, кроме того, кто приходил и сколько отсутствовал барон в какой день, рассказывать было нечего. Хотя и об этом доносить не хотелось, Артем прекрасно понимал, что «отказ от сотрудничества» мгновенно будет стоить ему жизни. Очень быстро по вопросам монаха Артем догадался, что он не единственный осведомитель в этом доме.

Однажды, придя из замка Гроссмейстера, барон бросил, поднимаясь в свои комнаты:

– Завтра уезжаем. Со мной едешь ты, – палец уперся в Питера, – и ты, – палец показал на Артема. – Франц, на тебе и твоей жене остается мой дом. Следи за порядком.

Великий Инквизитор сидел в своем кабинете за тяжелым дубовым столом и угрюмо смотрел на сидящего перед ним отца Паоло.

– Я слушаю вас, – не вытерпев ожидания, произнес Паоло.

– Читай. – Инквизитор недовольным движением метнул через стол свиток. Паоло подхватил его и углубился в чтение. Документ был написан на латыни, впрочем, оба священника владели этим языком в достаточной степени.

– Ну что же, – начал Паоло, – они признают ваши заслуги и…

– И приказывают мне заниматься евреями, делающими обрезание своим детям, и не лезть в вопросы политики, – отрезал инквизитор. Он встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Паоло почтительно молчал. – Мне казалось, что я в достаточной мере убедил посланца Папы в необходимости преобразований на этой земле, – продолжал инквизитор, – но это отказ, и дай Бог, чтобы Гроссмейстер не узнал о наших переговорах.

– Гроссмейстер хороший воин, но плохой политик. Я думаю, что если бы он даже узнал, то не придал бы этому значения. Хотя я уверен, что тайна переговоров была соблюдена. Но может, нам тогда начать действовать самостоятельно? Папа слаб. Он будет вынужден признать свершившийся факт. Ведь в противном случае мы сможем вступить в союз с императором Священной Римской империи и Тевтонским орденом, и тогда у него вообще не останется союзников на всем Востоке.

– А если не признает? – отрезал инквизитор. – Нельзя, чтобы с первых же шагов мы были осуждены и клиром, и миром.

– Но мы ведь можем и не начинать с провозглашения королевства Ингерманландского, а просто захватить власть в ордене, обвинив в дьяволопоклонничестве Альберта и его приближенных.

Инквизитор метнул яростный взгляд на собеседника:

– Наша главная сила – это священники. Они обеспечат нам лояльность подданных, если мы получим благословение Папы. Но в вопросах управления ордена они ничто. Все решают рыцари. Даже если нам удастся доказать дьяволопоклонничество Альберта, даже если Альберт просто умрет, рыцари изберут Гроссмейстером Великого Маршала либо Великого Кантора. Сейчас меня поддерживает не более четверти рыцарей в ордене. Да и те в основном из вновь прибывших. Их голос в ордене слаб. Я делаю все, чтобы исправить положение. Но если мы не создадим королевство, то не сможем контролировать ни торговлю, ни войска. Если бы мне удалось убедить Альберта создать войско на основе всеобщей воинской повинности, мы бы добились, чтобы этим войском командовал Цильх. Это усилило бы нас неизмеримо. Сейчас мне передано ополчение Цильха. Это сильный козырь, но, если у меня не будет достаточных оснований, чтобы взять верховную власть в Петербурге, мне не удастся удержать ее.