– Саша! – выглянув в коридор, негромко позвала она. – Саша!

– Да? – донеслось из-за соседней приоткрытой двери.

– Сашенька! Напомните мне, пожалуйста, во сколько нас собирают?

– Через час, в четырнадцать тридцать, в театре, Галюнечка, потом, в шестнадцать, обед там же…

– Как в театре? А где театр? Нас повезут или как?

Администратор, Александр Осипович, поселившийся в соседнем номере, выставил в коридор начинающую седеть голову, подмигнул и заговорщически, но с посылом, прошептал: «Никому не говорите, Галюнечка, очень прошу. Мы живём прямо напротив театра. Тс-с-с-с! Это тайна. Видите в окно вашу афишу? Это он и есть – театр. Из гостиницы выходите, направо, потом переходите улицу и справой стороны здания театра служебный вход. Там внизу, в фойе, общий сбор».

– А-а! – немного разочарованно отозвалась Галина Павловна. – А я думала…

Не договорим, о чём же она думала, Галина Павловна скрылась в своём номере, немного о чём-то, только ей ведомом поразмышляла, хмыкнула, пожала плечами и принялась раскладывать вещи. Разложив их, она немного полюбовалась видом из окна и своим портретом, очень удачно гармонирующим с окружающими архитектурными нелепостями. Потом она немного полежала на диване, с которого портрет виден не был, про себя повторяя роль. Затем она села в кресло и ещё немного полюбовалась видом из окна, а потом ещё немного полежала на диване. Она собиралась было ещё немного полюбоваться видом, но вспомнила, что забыла заняться лицом, извлекла из чемодана косметичку и устремилась в ванную комнату, где немедленно занялась губами, бровями, глазами и всем остальным, чем считала нужным заняться.

В тот момент, когда уже всё почти было готово, Галина Павловна взглянула на часы и…

О, боже! Хорошие женские золотые часы «Ракета» с автоподзаводом показывали четырнадцать часов и целых двадцать минут.

– Сашенька! – выглянув в коридор, провозгласила Галина Павловна.

Дверь соседнего номера была закрыта, и на повторный призыв никто не откликнулся.

– Ну, я тебе задам! – произнесла с раздражением Галина Павловна, вернулась за дверь, прихватила сумочку, но, прежде чем покинуть номер, всё-таки бросила взгляд на вид из окна, и показалось Галине Павловне, что портрет на противоположном здании театра, как-то ехидно ей улыбается.

Впрочем, виноват, вероятно, был сквозняк, так некстати колыхнувший занавески.

Ни о чём больше не думая, кроме как о том, чтобы успеть вовремя, Галина Павловна заперла номер, ключ сунула в сумочку и устремилась к выходу, надеясь успеть добежать до театра минуты за три.

Пробегая через вестибюль, мимо портье, она было хотела спросить, куда изволили подеваться все русские артисты, но неожиданно сообразила, что школьный английский остался в далёком прошлом, а никакого другого английского, кроме «сеньк ю вери мач» у неё в запасе нет. Впрочем, и так было понятно, что все остальные русские артисты уже занимали места, готовясь к общей встрече.

Итак, Галина Павловна оказалась на шумной английской улице и немедленно повернула вправо, как велел Александр Осипович. Проще пареной репы, театр же напротив.

Заблудиться при таких условиях было очень сложно, почти невозможно, но оказалось, что при известном усилии всё-таки можно, что она немедленно и сделала. Заволновалась, пометалась туда-сюда, дорогу перешла, потом зачем-то обратно перешла и ещё раз перешла. Вот тогда уже окончательно поняла, что заблудилась и аж похолодела от ужаса.

А как тут не заблудиться, если кругом чужие английские люди, море машин, реклама в глазах мельтешит, думать мешает, надписи кругом, которые в школьном английском не изучались, а если даже изучались, то давно канули в закрома памяти. Подняла Галина Павловна глаза к небу, пытаясь разглядеть свой портрет на здании театра, но ровным счётом ничего не разглядела, потому что стояла как раз под ним у главного входа театра. Ей бы повернуться, да оглядеться как следует, но столь простая мысль никак не хотела залетать в затуманенную ужасом головку. А что мелькало в этот самый момент внутри этой самой головки, не сможет описать никто, да никто точно и не знает.