Самыми яркими оказались глаза. Острые, обрамленные темными ровными бровями, они представляли собой диковинное и приметное зрелище: ярко-зелёный контрастировал с фиолетовым, придавая мужчине пугающий и, одновременно, завораживающий вид.

Господин Демиург улыбнулся, почти не растягивая губ, и слегка склонил голову набок.

– Вы ослабили меня кровавой магией? – я опустила кинжал, но убирать в ножны пока не спешила. Лезвие подрагивало в моих руках в такт сердцебиению, и я прижала ладонь к бедру, чтобы скрыть волнение. Потом глянула в зрительный зал. Джер больше не смотрел ни на сцену, ни на Элигию, а вытянулся в своём кресле и блуждал сосредоточенным взглядом по толпе. Потом поднял глаза к ширме, прищурился.

Связь! О Ревд, я испугалась, и ментор наверняка это почувствовал!

– Я мог бы, – Демиург помедлил, делая шаг ближе, и я резко повернулась к нему. – Но в этом не было необходимости. Ты оказалась удивительно податливой.

В зале заиграл оркестр, и музыка торжественным эхом отразилась от сводов. Величественная, напевная, возвышенная мелодия летела над залом, врывалась в наше укрытие. Голоса актёров слились в стройный хор, восславляющий власть любви.

– Не подходите, – я снова вытянула руку с остриём.

Стоило бы отойти к резной перегородке, но я боялась, что Джер заметит меня из зала. Выход мне загораживал Господин Демиург, так что я оказалась зажата в этой крохотной ложе, как клинок в щипцах кузнеца в ожидании удара, который расплющит разгоряченную сталь. И эта музыка… Она разгоняла кровь ещё сильнее, впивалась в уши высокими нотами, пробегала мурашками по коже. Или это было не от музыки?

– Право, меня это даже немного оскорбляет, – мужчина повернул голову и сверкнул глазами. – Мне нравится управлять ритмами сердец, Юна. Но не с помощью кровавой магии, а посредством впечатлений. Воистину, я чувствую себя создателем и драматургом самой жизни. Это такое удовольствие, с которым не сравнится простое обладание телом. Неужели я похож на обычного садиста?

– Вы похожи на призрака, – заторможенно ответила я, убирая кинжал, – который неслышно и незримо бродит по людному зданию.

Это было правдой. Бессмертный человек, стоящий сейчас прямо напротив меня, в каком-то смысле и был призраком. Призраком Квертинда из легенд, возвышающих его почти до божественной сути. Вся новейшая история и Квертинд без Иверийцев, в котором мы все жили теперь, который знала я, были порождением этого человека. Господин Демиург изменил судьбу королевства так же, как изменил когда-то мою: легко, незаметно, парой фраз, неощутимым вмешательством в нужный момент.

Перед глазами поплыли воспоминания прошлого: как отец в нашем доме кланяется этому странному господину, как Кем Горст почти падает на кровать после сообщения о смерти Тезарии, как разноглазый человек говорит мне о величайшей из опасностей… Я тогда ещё ничего не смыслила в магии, но интуитивно, нутром чувствовала силу и могущество в жутком госте.

– Я напугал вас излишней театральностью, – Демиург подошёл совсем близко. – Но мы ведь в театре! О, это волшебное место, не находите? – он дал мне несколько секунд на ответ, но я промолчала и мужчина продолжил: – Сцена – алтарь Нарцины. Она тоже требует жертв, как и всё прекрасное в этом мире. Сюда актёры и режиссёры несут свой талант, рвут душу на куски и кормят ими зрителя, умирают и возрождаются вновь, чтобы прожить сотни жизней. И главная награда, – он поднял ладони и тихо похлопал, на удивление точно попав в гром аплодисментов в зале, – это признание публики.

Создатель Ордена Крона встал рядом, посмотрел сквозь ширму, и причудливые световые пятна осыпали его фигуру. Я застыла, завороженная этим мужчиной и моментом. В нём действительно было волшебство, но не из-за игры света и проникающей под кожу музыки, не из-за звенящих голосов актёров. Оно заключалось в самом этом человеке: словно он и был магией, противоречием, бросающим вызов законам мира и природы. Слова его возносили хвалу театру, но во всех движениях сквозило презрение. Даже когда он хлопал, казалось, что это были аплодисменты самому себе.