Правду знал только Мишка. Но молчал как партизан, хотя история его появления была проста, как медный пятак. Решил он однажды поменять ориентацию духовную. То есть перейти из адептов идолопоклонничества и шаманизма в умеренные атеисты и непримиримые феминисты. И, следуя семейной традиции врожденной бестолковости и авантюризма, подговорил себя забраться поутру в чум к местному служителю культа. Дабы утащить дубовый бубен и утопить его в реке. Сказано – сделано. Как только шаман отправился в тундру за ягелем, Мишка проник к нему в чум и стал с остервенением искать нужную ему вещь. Нужных и милых сердцу вещей в чуме оказалось на порядок больше, чем мог предположить оленевод. Всякие разные деньги. Желтый металл. Водки всякие. И музыка. В общем, сумка была полная. Только для бубна в ней места не было. Мишка плюнул от досады, но место освобождать не стал. А тихонько вышел из чума и побрел восвояси, ругая большой бубен и хозяина этого бубна. В тундре Мишку пьяного и нашли. Без музыки, без сумки, без водок и… без передних зубов. Но зато мокрого и счастливого. И порешили на совете изгнать его из правового общества. Дали двух оленей впридачу. Одного хромого, старого. А второго молодого, но деревянного. В виде флюгера на крышу. А… И жену еще пятую. Клепу. Тоже дали. В нагрузку. Чтоб не скучал. Так и покинул на радостной ноте стойбище свободный от морали и обязательств Мишка-оленевод. Но радость свободы была недолгой и испарилась как утренний туман, только лишь на начальном этапе долгого пути возникла группа чернявых попутчиков. Михаил, в отличие от чернявеньких, встрече не обрадовался. Те же с радостью и непонятным говором без конца хлопали оленевода по затылку, спине и карманам. Облазали вдоль и поперек сани. Отвязали оленя. И увели куда-то ошалевшую от счастья Клепу. Особенно бесчинствовал малый с сережками. Мишка с точностью определил, что он старший. Только от него одного подозрительно воняло одеколоном, очень напоминавшем шаманский парфюм. Под занавес этой внезапной радостной встречи они заставили Мишку играть с ними в какую-то чудесную игру. Где под пивной кружкой надо было найти какой-то шарик. Два раза оленевод расстарался и выиграл. За что был награжден. А потом фортуна перестала улыбаться Мишке совсем. Что привело его к ожидаемому банкротству. Его принудили еще пару раз сыграть в долг и после прекрасно проделанной работы отобрали все, включая расписку на мороженого мамонта. В которой говорилось, что если Мишка найдет на бескрайних просторах страны оного, то должен будет выслать его тогда-то и по такому-то адресу. Адрес говорили всем табором, снимая лыжи с оленя и Михаила. Прощание с чернявыми и Клепой, оставшейся с ними в качестве залога, было не долгим и не бурным. Запомнилась только пятая жена, вертящая пальцем у виска. И наталкивающая своими действиями на мысль о суициде. Но Клепа Клепой. Палец пальцем. А жить как-то надо, вопреки всем бедам, внезапно свалившимся на глупую голову. Оглядевшись по сторонам, Михаил решил здесь и остаться, в сиих местах. И выдавать себя добровольно за целителя тел и душ человеческих.

Вот его-то, вместе с Филипком Годзиллой, хотел задействовать в своей следующей афере Андрей Джонович. Да и еще были некоторые наметки в планах авантюриста. Но не настолько важные, что требовали мобилизации всех имеющихся средств и сил. Прознал он недавно, что у Клавки-секретарши намедни ночевали два каких-то геолога или археолога. И по причине безденежья и скудоумия оставили ей при расчете за чистую постель и обильный ужин какую-то не то медальку или орденок иноземный. Ценность не объявлялась. Но вещь старая и сама по себе чего-то стоит. А если и не стоит, то все равно пригодится. Но это потом. А сейчас была отдана команда Филипку, чтоб он позвал для беседы этих двоих. Которые сейчас в куче навоза. Стоят…