– Что случилось, Аленушка?

Голова в очередной раз содрогнулась от рыданий и, всхлипывая, дочь выдала:

– Мама, ты должна уволить Владимира Валерьевича. Чтобы ноги его больше не было в нашем доме!

Марина Кирилловна оторопела от неожиданности и спросила растерянно:

– Почему? Тебе же надо готовиться к экзаменам в университет. И потом, это же папин друг. Папа имеет перед ним определенные обязательства.

– Не уговаривай меня, мама, – упрямилась Аленка, продолжая рыдать, но уже тише. – Я больше не могу видеть этого человека. Он не такой, каким вам представляется. Надо же, благородный и бедный дворянин! Рыцарь печального образа! – язвила Аксакова-младшая, передразнивая мать. – Это лживый и порочный сластолюбец!

– С чего ты это взяла? – мать уже не на шутку обеспокоилась.

Аленка оторвала лицо от подушки и зареванными глазами посмотрела на мать.

– А с того! – выкрикнула она, уткнулась в мамкино плечо и снова разрыдалась.

Поглаживая и успокаивая чадо, Марине Кирилловне удалось через рыдания и всхлипы выяснить, в чем причина столь бурного проявления эмоций.

Вчера на перемене перед контрольной по истории Аленкина подружка Юлька Лебедь, девчонка шебутная и яркая, похвасталась ее дочери, что она, точно, получит за контрольную пятерку, потому что их историк Владимир Валерьевич Киреев, оказывается, без памяти в нее, Юльку, влюблен. Аленка, естественно, не поверила. Еще бы – она Владимира Валерьевича видит чуть ли не каждый день у себя дома, а Юлька – только на уроках. Какой у них может быть роман? На что подруга предложила пари. Суть его заключалась в следующем: завтра Юлька приходит в гимназию в мини-юбке и блузке с глубоким вырезом, историк, как и все мужики, не выдерживает и оставляет Юльку после уроков для дополнительных занятий. Если этого не произойдет, то Юлька ведет Аленку на концерт модной рок-группы. Ну а если выиграет другая сторона, то наоборот.

За контрольную обе девчонки получили пятерки. Но каково же было Аленкино изумление, когда перед самым звонком Владимир Валерьевич попросил Юлю Лебедь немного задержаться.

– Я была готова провалиться сквозь землю, когда она расплылась в самодовольной улыбке, – призналась матери дочь.

На что Марина Кирилловна к великому дочерину удивлению очень спокойно и уверенно ответила:

– Темнит что-то твоя Юлька. Поверь, я знаю. Давай лучше иди умойся. А то Владимир Валерьевич скоро придет. Неудобно будет, если увидит тебя зареванной. А я уж у него за чаем все про твою Юльку выпытаю, – сказала мать и заговорщицки ей подмигнула.

Проводив дочь в ванную, Марина Кирилловна вернулась в кабинет. Села за компьютер и загадочно улыбнулась.

– Говорят, вы на гимназисток заглядываетесь? – лукаво спросила репетитора хозяйка дома, наливая ему в чашку душистый чай с запахом апельсина и корицы.

Гость смутился. Круассан с шоколадным кремом встал поперек горла. Лицо залилось густым румянцем. Запинаясь, как нашкодивший пацан, Киреев ответил:

– Эта девушка, Юля. Она написала в контрольной работе, что любит меня. Вот мне и пришлось оставить ее после урока, чтобы объяснить, что она заблуждается…

Марина Кирилловна представила себе эту картину. В пустом гимназическом классе полураздетая эмансипированная девица, уверенная, как и все юные дуры, в собственной неотразимости, и смущенный, раскрасневшийся учитель, интеллигент в четвертом поколении, с трудом, как и сейчас, подыскивающий слова для нравоучения.

Аксакова расхохоталась от души, так что чуть не пролила кипяток из чайника, а потом вдруг вмиг посерьезнела и спросила, как следователь на допросе, глядя подозреваемому прямо в глаза: