В центре площади, на которой происходило событие, Высокий казачий Чин, с необъятным животом и в хромовых сапогах, сложенных в немыслимую гармошку, высмотрел в толпе представительного мужчину с великолепной бородой и явно молодецкой выправкой. Великорослый муж не был обряжен в казачий мундир. Его статные ноги не украшали алые лампасы. Не имел он также в наличии сапог, медалей и смоляного (или седого) чуба из-под лихо напяленной несуществующей фуражки с красным околышем. Вид мужчина имел вполне минусинский, так как легко ориентировался в среде земляков, часто здоровался и заразительно смеялся. Он сверкал почтенной лысиной и был облачен в благородный черный суконный жилет поверх белоснежной рубашки. Это был директор местного хлебозавода, хорошо известный горожанам и лицам из всех администраций в округе, так как на своем акционированном предприятии пек такое, пек такое… Одним словом, за его хлебом и булочками не ленились приезжать гурманы даже из Красноярска. А это, шутка сказать, четыреста двадцать три километра (через Троицкое и Абакан)!

Директор хлебозавода в свободное время пел в церковном хоре, хотя прямого отношения к православию не имел. Прибыл он в Минусинск всего-то лет пять-шесть назад из главного города Еврейской автономной области – Биробиджана. В девяностые годы успел пожить в Израиле, где освоил тонкости хлебопечения и основы бизнеса. Человеком он слыл веселым, приветливым, и друзей у него, понятно, было много. Это друзья-казаки затащили его на Праздник Помидора, справедливо считая, что без присутствия Главного Хлебопека Минусинска помидорная закуска будет восприниматься неполноценно.

Высокий казачий Чин протиснулся к директору, фамилия которого, кстати, была Кац, фамильярно ухватил его за полу жилета и, предварительно икнув, задал вопрос:

– Из каких будешь? Имею в виду, из какого Войска? Чей казак?

Тертого калача-директора врасплох застать было практически невозможно, поэтому он отреагировал сообразно ситуации.

– Казак иерусалимский! – бодро отрапортовал директор ОАО «Минусинский хлебозавод», не моргнув глазом.

– О-о, – с уважением крутанул головой Высокий Чин и уже в другой, уважительной тональности продолжил: – И в каком чине будете?

На что получил такой же четкий ответ бывалого легионера:

– Кибуцный атаман.

После такого рапорта глаза Высокого Чина вовсе полезли на лоб от почтения, и он после продолжительной паузы предложил, уже откровенно заискивая:

– Может, выпьете со мной рюмочку, так сказать, за дружественные отношения?

На что получил по-военному твердый ответ-вопрос:

– А почему бы не выпить?

Судя по всему, казачий Чин был настолько высокого звания, что тут же из-за его спины появились заботливые руки, предлагающие рюмки, налитые с выпуклым мениском. Высокие братающиеся стороны приподняли посуду в знак уважения друг к другу.

– Михаил Борисович, – представился Чин.

– Лев Борисович, – представился хлебопек.

Рюмки были ловко опрокинуты так, что ни одна капля первача не пролилась на землю. Тут же дружеские руки протянули из-за спины Михаила Борисовича профессионально натертые чесноком горбушки хлеба и сочные дольки минусинского помидора.

Лев Борисович критически пожевал фрагмент горбушки и удовлетворенно произнес:

– Моя, совсем кстати, продукция.

Михаил Борисович пробурчал в ответ что-то невразумительное, но с одобрительной интонацией, пытаясь затолкать горбушку в рот целиком.

В это время местное казачество вручную выкатило на площадь военный грузовик-монстр, который отказывался ехать самостоятельно. На открытом кузове грузовика было смонтировано звуковоспроизводящее устройство, внешне напоминающее ракетную установку залпового огня «Град». Некоторое время «Град» молчал, пока молодые люди не совсем адекватного вида скручивали разноцветные провода, потом завелся, распугав окружающих синим дымом. Наверное, генератор «Града» приводился во вращение от автомобильного мотора, потому что через двадцать секунд «Град» взревел стоголосым казачьим хором и мгновенно заглушил и жалкую попсу, и душераздирающий шансон, и даже еще что-то, лязгающее вовсе без мелодии. Под басы казаков на главном стенде сам собой запрыгал декоративный челн или струг, сооруженный из гигантского кабачка, в котором до того смирно сидели гребцы-огурцы-ушкуйники, а теперь они бодро зашевелили веслами из стеблей укропа.