Полный состав пожарного караула участия в битве не принимал. Огнеборцы, как им и предписано, бездарно проспали все сражение в лопухах под забором.

Запершись в своем доме, Татьяна Николаевна пересчитала добычу. На фоне неожиданной прибыли ей не жалко было порванного на лоскутья праздничного платья, и не раздражала почва из придомового участка Дербенева, засохшая в волосах и под ногтями. Аккуратно расправив купюры, Татьяна Николаевна призадумалась, подыскивая место для тайника. То, что денег рано или поздно хватятся, она не сомневалась. Поэтому следовало деньги припрятать и основательно подумать над алиби.

Не успела Татьяна Николаевна додуматься до чего-либо путного, как в дверь постучали. Погасить свет она впопыхах забыла, поэтому таиться было себе дороже. Она задвинула ногой кучу денег под кровать и поспешила к дверям. На крылечке, слабо поохивая, стояла баба Кира со своей ныне почти пустой и плоской хозяйственной сумкой. Оказывается, от ее зоркого ока не укрылось перемещение Татьяны Николаевны по театру военных действий. А уж смысл неожиданной замены прямохождения на четвереньки многоопытной бабой Кирой был мгновенно разгадан.

Тихо, без скандала ушла баба Кира от Татьяны Николаевны с округлившейся хозяйственной сумкой, повязанная общей тайной и давшая обет вечного молчания.

Примерно через час явился с официальным дружественным визитом кум Николай. Вертикально стоять он не мог, а чудом держался под некоторым углом к горизонту, как пизанская башня. Однако в сообразительности и ему отказать было трудно. Как ни отнекивалась Татьяна Николаевна, как ни пыталась забить баки пьяненькому куму, тот стойко выдержал ее психологическую атаку и ушел, унося в клюве, как орел-падальщик, свою долю добычи.

С некоторым опозданием Татьяна Николаевна поняла, что совершила роковую ошибку. Наличие значительной суммы у недотепы-кума, который в мирской жизни не брезговал сбором пустых пивных банок, не только настораживало – напрямую выдавало! А так как Татьяна Николаевна лично наблюдала и отметила уменье кума Дербенева в обращении с лопатным черенком, то не сомневалась, что кума Колю он выведет на чистую воду в первом же раунде. Она в отчаянье металась по кухне, разрываемая на части жадностью и страхом. Ее спасение было только в одном – взять и немедленно отнести оставшиеся деньги Дербеневу, выдав свой поступок за подвиг. Другого выхода не было. Хотя…

Кто считал деньги в тазике, кроме нее? Вот если малую толику из того, что украдено, отдать, а остальное припрятать, все равно получаются бешеные деньги! А что Колька взял – так это его проблемы, она тут ни при чем! Баба Кира будет молчать, как сушеная вобла! Решено! Часть отдаю, часть прячу!

Уже в кромешной темноте Татьяна Николаевна подошла к дому Дербеневых. Пес, переживший пожизненный стресс, не только не лаял, даже нос не высунул из будки. Дверь открыл лохматый Дербенев, молча принял деньги, молча сгреб Татьяну Николаевну в охапку и долго, с пьяной благодарностью, мял ее в сенях на старой овчине, исколол щетиной грудь и уронил ей на голову связку репчатого лука.

Завершив мероприятия по реабилитации, через неопределенное время Татьяна Николаевна вернулась домой, в некотором смысле даже успокоенная, кое-как вымыла голову на кухне, поливая себе из чайника, и легла спать со счастливой улыбкой. В конце концов, известную поговорку никто не отменял.

По совершенно пустой улице, из ниоткуда в никуда проструился бестелесный интеллигент Игнатий, шепча бессмертные слова Блока: «И вечный бой! Покой нам только снится…»