Я хочу раздеться догола и бегать по свежей земле, как Уолт Уитмен, как строптивый пророк. Как Алеша Карамазов после смерти Зосимы, хочу целовать землю. Целовать всепринимающий лик этой терра нова. Благослови их, Господи, этих молодых людей, какими мы когда-то были. Их дырявые джинсы, их промокшие от росы кеды, их зеленые и красные пряди волос, водорослями струящиеся в небо. Благослови их измененные состояния сознания, благослови музыку из их колонок, музыку этого полудня. Лес, что еще вчера казался стоногим чудищем, провожал нас, провожал домой: к нашим неонам и жирным точкам фонарей, что помнят наши контуры и что вспыхнут сразу же, как только мы проедем табличку с названием города.

– И нет никакого лабиринта, – сказал озаренный Дэн.

Выбравшись из чащи и сев в первый автобус с радостными утренними дачниками, мы поехали туда, где конфорки заставят стекла потеть, там марихуана за четыреста, алкоголь бесплатен, потому что есть те, кто приходит в гости. Там будят ночью, чтобы ты не смел быть трезвым. Холодные кухни нас ждут. И не будет никакой войны.

На самом деле я хорошо понимаю того парня в торговом центре, у меня тоже случаются иногда приступы неконтролируемого гнева и вялые, невротичные попытки все поменять. Внешне это не так заметно: окружающие просто видят задумчивого чувака, который, напялив капюшон, пересекает пустырь в спальном районе Петербурга, сжимая в руках большие сумки.

Мое положение не назовешь завидным, и все-таки я рад. Я бы не смог оставаться там, где мне было суждено родиться. Той осенью стало очевидно – так жить просто невозможно – мистерии в сырых лесах не длятся вечно. И я пошел искать работу. Только где ее найдешь в окруженном горами и озерами городке на отшибе, в котором живет чуть больше сотни тысяч человек?

Да, малая родина – это, конечно, всегда Земля Обетованная, где ходят живые библейские пророки вроде Спирита и персонажи местного эпоса типа гопника Ролана, но не словом единым жив человек. Пришлось собирать манатки, прощаться с фантастической эйсид-осенью и переезжать в большой, красивый и ужасный, пропахший формальдегидом город-миллионник с бесконечным количеством дорог, машин, женских ног и заводов. Благо в первое время было где вписаться. Опять грянул очередной финансовый кризис, и с работой и там был напряг. Меня не брали сортировщиком печенья, монтажником биотуалетов, грузчиком на склад рыбьего корма. В итоге я устроился журналистом в маленькую конторку, которая в поте лица своего искала новости для федеральных каналов.

Платили копейки, но через какое-то время я смог снять небольшую квартирку и даже завести себе огромного черного крыса по кличке Серега.

Скучать времени не было. По долгу службы мне доводилось заглядывать за покровы того, что называется официальным ходом истории и привычным положением вещей, – это были самые лучшие и самые страшные моменты моей недолгой карьеры в медиа.

Главная моя любовь – городские легенды. Я полюбил их сразу, эти милые моему сердцу сгустки коллективного бессознательного. Например, вот. Не так давно стали известны новые подробности истории туристов, пропавших в 59-м году на перевале Дятлова. Попсовая эта байка вывела меня и моих коллег на случай в поселке Малые Махры под Екатеринбургом. Оказывается, в семьдесят третьем там произошла настоящая катастрофа: приличное количество биоматериала, содержащего споры сибирской язвы, попало в атмосферу – сломалась вентиляция в одной из секретных лабораторий, только и всего. Погибло более пятидесяти человек, еще сотни две были на грани смерти. Кто бы знал, чем все это обернется, если бы не вакцина от болезни, которую изобрели буквально двумя годами ранее в лаборатории под Обнинском. Случай благополучно «забыли», вернулась память ко всем совсем недавно.