Приехав в первый детский дом, губернатор схватился за сердце. Дети были предоставлены сами себе. Воспитатели (все в преклонном возрасте) с трудом пытались с ними совладать. Одежда была детям либо мала, либо, наоборот, слишком велика. Вся эта, можно сказать, банда, которую и классом-то не назовешь, варилась в своем собственном соку. Сами дети понимали, что в ближайшее время для них ничего не изменится и нужно прожить этот промежуток времени, чтобы вырваться на свободу, как они говорили. То, что за стенами детдома их никто не ждет, они не знали. Они четко знали каждую статью закона, по которой им что-то там положено: и жилье, и работа, и льготы. Но они не знали, что там они никому не были нужны. И все это было спущено на тормозах, а добиться правды при старом руководстве областью было невозможно.

Сейчас решался основной вопрос о принятии решения о покупке одежды для детей. Все размеры с детей были сняты. В республику Аланат был направлен запрос. Там детям в детских домах выдается специальная форменная одежда. По изображениям на видеосвязи можно было увидеть, как дети одеты. Одежду детям обещали прислать в течение недели.

Начальник ЖКХ столицы, который присутствовал здесь же, пообещал заменить гнилые полы и дверь вместе с косяком в ближайшее время. Также он обещал заменить разбитые стекла в туалете на новые матовые. Текущие краны заменить на новые. Старые раковины заменить на новые. Унитазы в туалете тоже нужно будет заменить на новые.

В классах дети даже и не учились толком, потому что почти все парты пришли в полную негодность. Из 30 парт в относительно нормальном состоянии были всего две. Если дети плохо учатся, то потом они не смогут поступить ни в какие вузы. В одном классе учились дети разных возрастов, что категорически запрещено. Ужасное отношение было к проветриванию. В спальных помещениях комиссии были видны кровати – где-то перекосившиеся, где-то на подпорках, где-то провалившиеся сквозь гнилые доски. Дети спят в неудобных, неправильных позах. Стены потрескались. Краска с них отвалилась. Проводка свисает. Лампочка одна, и та еле горит. Остальные все перегорели. Пришлось давать указания на месте. Прямо пальцем показывать и говорить:

– Заменить, заменить, исправить, заменить, заменить, исправить.

И это только первый интернат. Было еще два.

Приехав во второй и в третий, ничего не поменялось. Гнилые полы, ужасный смрад. Дети моются и не моются одновременно. Никто за ними не следит. В общем, организация работы на нуле. В третьем детском доме вообще в связи с тем, что лопнули трубы, относительно взрослые дети (уже и юноши, и девушки, и младшие) ютились в одной половине интерната. Вторая начала замерзать. Катастрофическое положение пришлось поставить на вид всем службам, чтобы восстановили до первого снега, а он уже был.

Губернатор перешел на крик:

– Через неделю тепло должно быть во всем интернате! Трубу и батареи заменить!

В каждом интернате было проведено совещание с директором и практически всем персоналом. Им было сказано, что к их мизерной зарплате прибавлялось порядка 20 тысяч рублей. А получали они от 6 до 9 тысяч рублей. Это очень смешные деньги. Каждый сотрудник будет иметь номер счета в банке области, чтобы программа понимала, кому, за что и в каких количествах она платит. Расходы, конечно, были большие. Примечательно то, что финансовой прибыли в самой области не было вообще. Область была дотационной, и, когда губернатор взял кредит, ему его дали скрепя сердце. И то только после того, как президент сказал дать. И им дали кредит в 300 миллионов.