Я сказал ей, что она работает с людьми, которые обучают детей, что для педагогов такие манеры как у нее неприемлемы.

––

Прошу принять во внимание тот факт, что в этот момент мне было 24 года, я был сержантом запаса после двух лет службы в армии, бронзовым призером чемпионата России по каратэ, я только-только завершил обучение на энергофаке челябинского политеха, а эта женщина незаслуженно довела мою маму до сердечного приступа. Поэтому, далее сказанное мною, не обязательно считать эталоном вежливости или учтивости.

-–

Я также сказал, что её агрессивная манера поведения в общении с педагогами, образно говоря, напоминает мне морду крысы, а её настойчивость в уничтожении педагогического состава медицинского училища, опять же образно говоря, напоминает мне шею свиньи, поэтому мне понятно, почему при такой комбинации каждый приличный педагог пытается избежать общения с нею по любому спорному вопросу. Но, я – это совсем другое дело! Я каждый день имею дело с людьми, у которых «шея» крепче, чем у нее, а их «лица» выглядят еще менее привлекательно. И каждый раз, мне приходится «ломать» их шеи, когда они пытаются творить беспредел, и она не станет исключением, если не прекратит общаться с моей мамой в той же манере.

Я развернулся и пошел вниз по лестнице.

Администратор пыталась сохранить лицо перед студентами и преподавателями, высыпавшими на лестничные пролеты верхних и нижних этажей, выкрикнула: «Убирайся вон! – направив в мою сторону указательный перст и добавила, – пока я не вызвала милицию (тогда еще не было полиции)!»

Я остановился, развернулся, сделал вверх по лестнице один шаг и сказал, что если она прямо сейчас не спрячет свой пальчик с обгрызенным ногтем, то мне придется подняться к ней наверх. Я дождался, когда собеседница спрячет палец и замолчит, а потом сказал, что поехал к директору училища и вышел.

Администратор позвонила в приемную директора училища и сказала: «Этот фашист едет к вам!» Руководство училища после её импровизированного рассказа переволновалось. К моменту, когда я приехал в головной офис училища, руководство успело закончить все местные дела и убыть для реализации более важных циклов.

Я посчитал, что вопрос решен, проблема исчерпана.

Так оно и было для меня, но не для мамы. Она была не в состоянии общаться со всеми участниками этого спора, она паниковала.

Когда я приехал домой и увидел маму, которая категорически отказывалась возвращаться в свой рабочий коллектив, я как любящий сын сказал: «Ты уже достаточно поработала, мы выросли, теперь ты можешь позволить себе находиться дома и заниматься чем пожелаешь. Никто больше не будет тебя доставать».

Как оказалось, это была одна из самых дорогих ошибок в моей жизни.

Сначала мама перестала общаться с руководством училища, так как это напоминало ей о неприятном инциденте с администратором.

Потом она перестала общаться со всеми своими коллегами, так как это напоминало ей об училище, где все еще работала администратор.

Потом она перестала общаться со многими своими знакомыми, так как ей это тоже стало нелегко.

И когда у нее уже почти никого в окружении не осталось, она стала страдать из-за того, что мы с братом много работаем, занимаемся личной жизнью и не уделяем ей достаточно внимания. Это расстраивало её так, что в некоторые моменты она преставала общаться со мной, чтобы я осознал насколько был неправ, уделяя ей недостаточно своего внимания.

Моя мама была очень хорошим человеком, но вместо того, чтобы помочь ей, и восстановить её способность смотреть в глаза хабалке, общаться с нею и контролировать её, я занял место мамы. Я не помог маме, я встал и сделал работу за нее. Да, я загнал этого администратора в страх, но при этом мама потерпела поражение. Её очень скоро не стало. Это было, пожалуй, самой дорогой моей ошибкой.