Аня нарисовала пару десятков картин с грудастыми тётками со стрелами между ног. Она отнесла их в галерею Кэтрин и ещё в несколько картинных магазинов. Но почему-то продаж больше не было. Век славы и восхищения промчался, как скорый поезд Житомир – Винница. Приглашать стали реже, деньги заканчивались, а тут ещё вдобавок и пандемия свалилась на наши головы. Людям временно стало не до картин, особенно написанных в такой натуралистичной манере.

Анна пыталась наверстать упущенное через интернет, сидя целыми днями в различных соцсетях и форумах. Во всех своих злоключениях и жизненных неурядицах она обвиняла российские спецслужбы и почему-то меня лично. История с поездкой в концлагерь Терезиенштадт с каждым разом обрастала всё новыми и новыми подробностями.

Сначала оказалось, что я домогался Анну и Руслану во время поездки. Потом выяснилось, что я пьяный вёл автомобиль. И ещё через несколько месяцев меня обвинили в вымогательстве денег за проезд в славный город Терезин и в хищении вещей, купленных в тамошнем секонд-хенде.

Я забанил не совсем нормальную художницу, которая везде, где только можно, называла себя пражской богемой, и постарался забыть о ней. Однако судьба уготовила нам ещё одну встречу.

Во второй и последний раз я увиделся с Анной перед своим отъездом в Россию, летом 2022 года. Я тогда вместе с женой заехал в новый аутлет, построенный рядом с аэропортом. Цены там были демократичные, но, учитывая, что торговая площадка была новая и слабо раскрученная, также имелись и огромные скидки на уже уценённый товар. Мы прошлись по магазинчикам, попили кофе. Собрались домой.

– Тебе ещё надо обувь купить, – заявила жена и затащила меня в фирменный магазин «Саламандра».

Я вздохнул и, как агнец на заклание, зашёл в очередной магазин. Обвёл глазами ряды полок с обувью всевозможных цветов и вдруг почувствовал, что кто-то на меня смотрит. Я повернул голову влево и увидел Анну, стоящую у кассы в форменной одежде. Она смотрела на меня испепеляющим взглядом. Так на меня ещё никто не смотрел. Никогда в жизни в человеческом взоре я не чувствовал столько ненависти и презрения. Вместо того чтобы подойти к покупателям, то есть к нам, она стояла и смотрела, стараясь как минимум убить меня своим взглядом.

– Ты что застыл? – спросила меня жена и потянула к полкам.

– Леночка, совсем забыл тебе сказать: я не ношу обувь фирмы «Саламандра», – ответил я.

– Почему? – удивилась жена.

– Травма детства, – туманно сказал я. – При виде вышитой ящерицы покрываюсь красными пятнами и начинаю чихать. Ничего с собой поделать не могу.

Я развернулся, и вместе с женой покинул помещение. А в августе мы улетели в Москву.

О дальнейшей судьбе Ани я узнал от нашей общей знакомой – от Кэтрин, владелицы модной картинной галереи, которая так удачно несколько лет назад продала парочку картин украинской «художницы» Шкурко.

Анна проработала продавщицей в «Саламандре» почти два года. Жизнь её постепенно налаживалась. Днём – работа в чистеньком магазине. Вечером – домой, в милую студию в панельном доме, где её ждал любимый кот. И бесконечные посты в интернете, в которых она выливала всё раздражение, скопившееся за день, и становилась остроумной и непревзойдённой представительницей пражской богемы. По стенам квартирки, которую она снимала довольно недорого, были развешаны так и не проданные Анины картины. Нескольким картинам места не хватило, и они лежали на антресолях, собирая пыль и грусть одинокой женщины.

Всё было хорошо, но скучно. И Анна решила заявить о себе, как в прошлый раз. Через знакомых, за сумасшедшие для неё деньги в количестве полутора сотен евро, ей удалось купить гипсовый бюст Путина – абсолютно белый, сантиметров тридцать в высоту. Идея Ани заключалась в публичном сожжении бюста на центральной площади Праги. Естественно, в окружении прессы и своих картин.