А так как все достояние Афанасьевского монастыря состояло, как и в большей части малых монастырей, из вкладов самих же стариц и из их потовых трудов, то смиренномудрая игуменья Дарья решилась после безуспешного обращения к местному епископу просить милости императрицы, вполне надеясь, что ее женскому сердцу будут более доступны чувства жалости к женщинам же при их настоящем, беспримерно трудном положении.

С этою целью она послала в Петербург «целомудренных» стариц Домнику и Евфросинию. И вот что произошло.

1726 года 13 мая. Из Кабинета Ее Императорского Величества Святейшему Синоду, в письме, за рукою секретаря Ивана Черкасова, от 13 мая 1726 года, объявлено: «били челом Ея Императорскому Величеству Тверскаго Афанасьевского монастыря игуменья Дария с сестрами, что переведены они из того монастыря в Рождественский монастырь, и того монастыря игуменья Евдокия строить келий им не дает, из Афанасьевского монастыря кельи их сломали и огораживают себе огороды, также пашню и пустоши, что было за Афанасьевским монастырем, все взяла во владение к тому монастырю, и призвав их, оная игуменья себе в келью, била шелепами и палками и держала в чепи трои сутки безвинно и грамоты их взяла к себе. И чтоб им повелено быть по-прежнему в Афанасьевском монастыре; понеже скитаются в обители Рождественской без келий. И Ея Императорское Величество указала для учинения резолюции челобитную их отослать в Св. Синод, которая и посылается при сем».

И вышла резолюция: «А по спросу (в Св. Синоде), явившияся с тем челобитьем онаго монастыря старицы Домника и Евфросиния сказали, что-де они в Твери своему архиерею, Синодальному вице-президенту Преосвященному Феофилакту, архиепископу Тверскому и Кашинскому, о том били челом, токмо резолюции не получали, чего для Ея Императорскому Величеству вышеозначенное прошение и подали и паспорта у себя не имеют, и в С.-Петербург пришед, в Тиунской Конторе не явились и мимо Св. Синода самой Ея Императорскому Величеству бить челом дерзнули, не ведая запретительных указов, про которые им ни писец оной челобитной, ни рукоприкладователь не сказали.

И Св. Правительствующий Синод приказали: оных монахинь, допрося обстоятельно на письме и дав им для проезду до Твери обыкновенный пашпорт, выслать из Петербурга в немедленном времени, чтоб оне более нигде не скитались. А в Твери справиться, буде от вышепомянутой Афанасьевскаго монастыря игумении Дарьи с сестрами на Рождественскую игуменью в обидах прошение было, а резолюции не учинено, то по оному рассмотрение и решение учинить вышепоимянованному Синодальному вице-президенту, как указы повелевают, неотложно. А впредь священнаго и монашескаго чина людей без благословные вины никого никуды отнюдь не попущать. А буде они, монахини, от оной игуменьи, не бив челом его Преосвященству, в С.-Петербург пошли без ведома его и в том явятся винны, то как посылавшей их игуменье, так и им, монахиням, за такое безобразное своевольство, учинить жестокое плетьми наказание, дабы и другим, на то смотря, впредь так чинить было неповадно… А писавшего оное прошение…» и т. д.

Надо полагать, что злополучные жалобщицы понесли суровое наказание.

Что касается братии Оптинского монастыря, то должно полагать, что они, согласно монашеским обетам, переносили разгром Пустыни с покорностью воле Божией. Хотя исполнители предначертаний Петра I и требовали, чтобы звания и Оптиной Пустыни нигде и никогда не упоминалось, но братия не падала духом и терпеливо ждала лучших времен для своей обители.

И не напрасна была их надежда на Бога. Вкладчики Оптиной Пустыни стольник Андрей Шепелев со товарищи, приняв горячее участие в судьбе Пустыни, обратились с прошением в Правительствующий Синод и ходатайствовали о восстановлении Пустыни по-прежнему, обещая, что все потребное для церкви к служению по вся годы, как прежде, так и впредь, будет от них непременно, без всякой нужды. Ходатайство их увенчалось, по милости Божией, полным успехом.