Иной не решился бы и подумать начинать дело без денег, но он так был уверен в помощи Божией, что нисколько не задумался начинать необходимую постройку. И рабочие привыкли к мысли, что Бог на долю их пошлет средства. Если понадобятся им деньги, а он попросит их повременить день-другой, – рабочие уже знают, что денег действительно у батюшки нет, и не ропщут. И точно: Бог не оставлял помощью. Глядишь, и везут что-нибудь с почты. И он же первый сам, бывало, придет на работы и скажет рабочим: «Ну, братие (он всех звал братиями), мне Господь на вашу долю послал. Давайте поделимся!» И сейчас же раздаст, кому что нужно.

Только и помышлений было у этого старца, чтобы всякого успокоить, утереть слезы, облегчить скорбь. О благотворительности его невозможно всего передать. Придут к нему, бывало, из города бедные женщины попросить на зиму сенца для своих коров, он и спросит эконома: «Много ли у нас сена-то?» – «Да, батюшка, сена только про себя». Покойный будто и согласится с ним и скажет женщинам: «У нас у самих столько-то коров и лошадей, и сено самим тоже нужно». Между тем запишет их адреса и отпустит, не обнадежив и не отказав. Потом, когда придет время поднимать стога, позовет к себе эконома и спросит: «Вот у тебя на лугу у города стоит стожок. Когда ж ты будешь его возить»? – «Да, думаю, завтра, если благословите». – «То-то, ты уж поскорей, а то занесет его снегом, к нему и подъехать будет нельзя. Да, кстати, вот случилось какое дело: приходили ко мне из города женщины и просили продать им сенца. Я и говорил им, что сено нужно самим, да они набросали тут денег, одна полтора рубля, а другая два. Так уж нечего делать, надо им отвезти. Ты уж им отвези». Но женщины и не думали давать денег. Это он сначала узнает, действительно ли они нуждаются в помощи, есть ли у них дети и коровы, а потом и пошлет им помощь.

В его время братья заготовляли в лесу на зиму дрова, каждый для своей кельи. Не было отказа в валежнике и бедным козельским жителям, не говоря про пособие хлебом и деньгами по возможности.

Приехал к старцам в Оптину один настоятель и, проходя по дорожке к келье о. Моисея, увидел мальчика, сидящего при дорожке. «Ты что тут делаешь?» – спросил настоятель. «Кротов ловлю», – отвечал он. «И жалованье за это получаешь?» – «Получаю». Идет настоятель далее. Сидит у яблони другой мальчик. «А ты что делаешь?» – спрашивает настоятель. – «Ворон пугаю от яблони, чтоб яблоки не портили». – «И жалованье получаешь?» – «Получаю».

Входит настоятель к о. Моисею и при разговоре высказывает ему свое удивление, что «мальчики у вас на жалованье: один тут кротов ловит…» – «Да, – прервал его старец, – крот – это вредный зверек, у лучших растений иногда подкапывает корни». – «Но другой-то только ворон пугает». «Да, и эта птица вредна, самое лучшее яблоко испортит, да испортит. Вот я и должен нанимать мальчиков, да и мальчики-то – сироты». А это было во время неурожая. Как ни прикрывал о. Моисей дела милосердия, но иногда случалось, что они нечаянно обнаруживались. Так, при посетителях однажды вошла бедная женщина с подушкою в руках. О. Моисей вышел к ней в переднюю и спросил ее: «Что тебе надобно?» – «Да вот, батюшка, не купите ли подушку?» – «Нет, нам не надобно!» – отвечал отец Моисей. – «Возьмите, батюшка, сделайте милость! У меня дети голодные, нам нечего есть!» – «А что стоит эта подушка?» – «Полтора рубля». – «Хорошо!»

Пошел к себе в спальню, взял кредитную бумажку и подал вдове. Женщина поклонилась и вышла. Но едва сел он на место для беседы с посетителем, как женщина вернулась в переднюю и говорит: «Батюшка, вы, должно быть, ошиблись, дали пять рублей». – «Ступай, ступай, – сказал о. Моисей, – я цену знаю». Женщина ушла.