Часа через полтора раздавался стук в дверь, и на пороге возникала какая-нибудь тетя – Тамара, Валя, Лиля – и звала меня пить чай в лабораторию. В этом волшебном месте я узнала, что белый халат носит не только, с моей точки зрения, психически неустойчивая врач-педиатр. Нет, правда, может нормальный человек при каждой встрече требовать, чтобы вы показали язык, даже если у вас не болит горло? Лаборатория была неимоверная – светлая мебель, ряды химической посуды и предметы моего обожания – микроскоп, спиртовки и тонкие длинные стеклянные палочки, которыми смешивали жидкости в колбах. В самую большую прозрачную засыпали заварку и лили кипяток. И она не лопалась. Это уже было цирковое представление, самая интересная его часть – фокусы.

В одно прекрасное чаепитие одна из теть рассказала другим, что ее сын притащил домой котенка, такого малюсенького, что она не знает, кот это или кошка. Пробил мой час. Я обладала знанием, которого не было у растерянных взрослых, и жаждала им поделиться. Я вообще когда-то любила помогать всем подряд. И небрежно сообщила:

– Надо котенку под хвост заглянуть.

Женщины мгновенно умолкли, потрясенные столь скорым и элементарным решением терзающей их проблемы. А я принялась за эклер, не претендуя на благодарность.

Собственно, мною была повторена фраза девочки, но очень авторитетной. Она была школьницей. И отвечала подружке на вопрос об определении пола, пробегая мимо меня. Дальнейших разъяснений я не слышала. Животных видела только на улице издали. Поэтому не удивилась бы, имейся у них под хвостами таблички с надписью – «котик», «кошечка». Хотя природе разумнее было бы вместо табличек задействовать систему пятнышек: у женских особей – серых, у мужских – черных. Почему-то мне казалось, что именно эти цвета подойдут. В моем тогдашнем представлении мальчики отличались от девочек только тем, что их коротко стригли и запрещали носить юбки и платья. Поскольку нам волосы заботливо растили, в брюки и шорты одевали, легко было догадаться, что мальчишки – люди второго сорта. Их свобода была ограничена, вероятно, чтобы не навредила умственному развитию. Более того, повзрослев, женщина обретала права на восхитительные туфли на каблуках и невероятно пахнущую косметику из игрушечных сияющих баночек и тюбиков. Мужчинам же с возрастом дозволялось единственное излишество – галстук. Окончательно я перестала их уважать, когда однажды столкнулась с двумя девушками, на шеях которых небрежно болтались эти мужские аксессуары. Но не темные в унылую крапинку или скучную полоску, а зеленый с розочками и синий с желтыми бабочками. При этом одна была в майке, другая в футболке. Разницу между полами я, таким образом, усвоила, и еще несколько лет она меня совершенно не занимала.

Чай был допит, пирожное съедено, и добрая тетя отвела меня в мамин кабинет. Я напряженно размышляла, как в следующий раз уйти с одной из восхитительных спиртовок – молча и незаметно или все-таки попросить. Мне так хотелось зажечь ее, когда мама побежит в магазин и оставит меня дома одну. Я представляла себе трепещущий живой огонек и не сразу сообразила, что творится предательство. Лаборантка, с которой я только что бескорыстно поделилась необходимой ей информацией, рассказывала главному инженеру о моем совете заглянуть котенку под хвост. Но как! Она криво ухмылялась, и ее взгляд был одновременно взглядом нашего соседа дяди Вени, когда он собирался пороть своего сына Костика, и этого самого Костика, видящего, что отец расстегивает ремень.

Моя мама выслушала ее и явственно проглотила смешок. А оставшись со мной наедине, сказала: «Впредь выбирай приличные темы для бесед с моими подчиненными». И кивнула в угол для рисования, дескать, забивайся туда и продолжай мне не мешать. Вот тут меня и накрыло. Я опозорила ее. Но чем? Одной короткой фразой, повторенной за большой девочкой? Если бы мама ругала или наказывала, смолчать не получилось бы. Я бы защищалась и нудно выясняла за что. И добилась бы подробной лекции про кошачью, а заодно и человечью анатомию и физиологию. Но надо мной пренебрежительно смеялись, и это исключало вопросы. Зачем измерять глубину собственного падения, если хихиканье доносчицы уже определило ее как максимальную? В общем, про хвост рассуждать можно было, только побулькивая горлом и воровато зыркая по сторонам.