Она была непреклонна.

– Ань! Просто у нас с Игорем большая программа, а у меня еще не собраны вещи. Можно, я тогда вечером хотя бы просто посажу его в электричку и он доедет один?

– Ну, вообще-то он один пока не ездит… – с сомнением сказала Аня.

– Вообще-то надо приучать парня к самостоятельности.

– Надо… – Аня подумала немного. – Хорошо! Но чтобы он приехал домой не позже семи часов вечера! Это принципиально.

– Отлично! Тогда мы поехали?

Аня поцеловала сына на прощание и закрыла за ними двери.

Игоря она стала ждать прямо с обеда, поминутно выглядывая в окно, хоть и понимала, что приедет сын только вечером. А как стемнело, Аня просто не отходила от окна. От платформы до дома – две минуты ходьбы, и дорожка освещена фонарями, и самостоятельно сын уже ездил не раз, в бассейн, например. Но все это днем. А так, чтобы поздно вечером, – ни разу!

Аня посмотрела расписание электричек и следила за ними по времени.

Поездом в 19:07 Игорь не приехал. Аня долго – до боли в глазах – всматривалась в приехавших из города пассажиров: мальчика среди них не было.

Следующий электропоезд прибыл в 19:30. И Игорь снова не показался на тропинке, ведущей к дому. Потом была электричка без двух минут восемь, но она прошла без остановки, как и значилось в расписании.

Аня уже не могла бездействовать. В голове были такие мысли, что от них становилось тошно и страшно. Она заламывала руки и раздумывала – куда звонить в первую очередь. Она проклинала себя за то, что не взяла у Ильи номер телефона этой его коммуналки.

– Анечка, ты так не дергайся. Может… – Аня не дала матери договорить, шикнула на нее так, что та не посмела больше ничего советовать. Только тенью стояла в дверном проеме и горестно вздыхала.

И вот, когда Аня уже готова была звонить в милицию, в прихожей раздался звонок. Аня сорвалась с дивана, зацепилась ногой за провод, и телефонный аппарат спрыгнул с тумбочки и заскакал, как сумасшедший, к порогу.

Аня едва не сломала ногти, открывая замок, а он, как назло, не хотел открываться, и за это время она чего только не передумала. Наконец, замок щелкнул, Аня толкнула дверь, и в полутемной парадной увидела немного испуганного Игоря. По глазам его Аня поняла, что он принес с собой Илюхину вину с извинениями за опоздание. Он испуганно переминался с ноги на ногу, прижимая к груди пакетик с гостинцами – конфеты, шоколадка, большой рыжий апельсин.

– Я в какое время сказала быть дома?! – срывающимся голосом крикнула Аня, и ребенок от ее крика сжался в комочек, голову опустил. Капюшон куртки с голубым искусственным мехом по краю скрыл его лицо, и Аня увидела, как на пакет с гостинцами из-под капюшона закапали слезы.

Она втащила Игорька в прихожую, бухнулась перед ним на колени, обнимала, целовала, чувствуя на губах его соленые слезки, и сама рыдала беззвучно, закусывая до боли губу.

– Прости меня, маленький, ладно? Прости! Я больше никогда… Слышишь? Никогда не буду… так…

Он кивал ей согласно, и все плакал горько, и не выпускал из рук прозрачный пакет с шоколадкой и апельсином.

Ночью Аня рыдала в подушку. Она убеждала себя, что плакала от стыда за то, что не сдержалась и наорала на ни в чем не повинного ребенка, а на самом деле это были совсем другие слезы. Совсем другие…

Илья заехал вечером следующего дня, попрощаться.

– Вот, решил заехать, – сказал с порога смущенно. – Ты извини, Ань, вчера немного задержались и на электричку нужную опоздали.

– Да ладно! – сказала Аня, пряча глаза от Ильи.

– Ты что, Ань, плакала, да? Извини! Я не хотел.

– Да ясно – не хотел!

Разговор не клеился.

– Ты прямо сейчас в аэропорт? – спросила зачем-то Аня.