Эк не стал кричать «Воздух!» или как-то иначе выражать свое отношение к происходящему – он просто газанул, круто вывернул руль вправо, перескочил через кювет и погнал к лесу. Эти триста метров они пролетели почти мгновенно, и тем не менее штурмовики успели раньше. Рев моторов и грохот пушечных очередей покрыл все на свете. Петер и не заметил, как оказался на земле, – зеленые угловатые самолеты наискось промелькнули над дорогой. Черный «мерседес» перевернуло и подбросило, в мелкую щепу разнесло громадный крытый грузовик, обломки его долго и медленно падали сверху, а за дорогой взорвался и огромным чадным костром заполыхал бензовоз. «Сейчас вернутся, сейчас вернутся!» – кричал кто-то рядом. Штурмовики – эти же или другие – вновь пронеслись над дорогой, еще ниже, по самым головам, треща пулеметами, передние кромки их крыльев так и исходили короткими злыми язычками; загорелось еще несколько машин. Штурмовики на этот раз не пропали из виду, а, развернувшись и набрав высоту, спикировали на что-то, невидимое отсюда, и сбросили бомбы; потом еще раз развернулись и прошли опять над тем же местом, добивая из пушек и пулеметов то, что там еще оставалось. Наконец все стихло. Едва ли налет продолжался больше трех минут.

Отряхиваясь, Петер поднялся. Звенело в ушах, поэтому казалось, что вокруг страшно тихо. Их полугрузовичок стоял невредимый, и Эк уже копался в кабине, что-то там приводя в порядок. Баттен, техник-лаборант, вылез из-под машины и, щурясь, глядел вверх. Армант и Шанур рука об руку шли к машине, Шанур прихрамывал, но легонько. Петер вздохнул с облегчением – Бог не выдал на этот раз. Он снова стал отряхиваться и только тут вспомнил о начальстве.

Черный «мерседес» лежал колесами кверху, и одно еще вращалось. Стоял резкий бензиновый запах – бак разнесло, бензин вытек, но почему-то не загорелся. Таким мелочам Петер привык не удивляться, ему пришлось насмотреться такого, во что уж точно нельзя было поверить: например, он видел стоящего мертвеца. Снаряд авиапушки попал в мотор, мотор разнесло, а дальше взрывная волна и осколки ворвались в кабину… Ничего там нельзя было разобрать, в кабине, – кто есть кто. Петер отошел от машины, и тут она загорелась. Что-то тлело, тлело – и дотлело до бензина. Вот и все. Приехали.

– Зачем вы подожгли машину? – спросили сзади.

Петер оглянулся. Это был невредимый, хотя и грязный донельзя, господин Гуннар Мархель, – невредимый, грязный и во гневе.

– Так зачем вы ее подожгли?

– Скажите еще, что и налет я устроил, – сказал Петер, не желая вдруг сдерживаться.

– Я видел: вы подошли к машине, осмотрели ее, отошли – и она загорелась. Что, разве не так?

– Все так, – сказал Петер. – А что?

– Так зачем вы ее подожгли?

– Я не поджигал.

– Вы же сами признались!

– В чем?

– В том, что поджигали!

– Наоборот, я это категорически отрицаю.

– Но вы подошли к машине, потом отошли, и она загорелась! Следовательно, вы ее подожгли, не так ли?

– Разумеется, не так.

– А как?

– Я подошел к машине, осмотрел ее, отошел, и она загорелась.

– Без причины?

– Без причины даже лягушки не квакают.

– Ну?

– В смысле?

– В смысле – я жду от вас признания.

– В чем?

– В том, что вы подожгли машину, принадлежащую министерству пропаганды.

– Я же говорю, что не поджигал.

– Что же она – сама загорелась?

– Выходит, что так.

– Эти басни вы будете рассказывать трибуналу!

– Даже так?

– Именно так!

– Тогда, – сказал Петер, медленно начиная сатанеть, – вам придется давать объяснения тому же трибуналу, поскольку это именно вы машину подорвали и теперь пытаетесь свалить вину на меня. Зачем вы подорвали совершенно исправную казенную машину?