Мои папа и мама просили передать, что были очень рады встретиться с вами. Они выражают надежду, что Руфус Барнс, ты, Ханна, Солон, Синтия и сестры Кимбер со своей матушкой посетите нас, как только мы приедем в наш даклинский дом.
С искренней любовью и благодарностью,
Бенишия Уоллин».
Письмо было передано Фебе Кимбер. Ее дочери, хоть и рассчитывали на иную форму приглашения – непосредственную, а не через Барнсов, – остались вполне довольны. Они поедут к Уоллинам в гости, а это главное. Солон, живо уловив посыл Бенишии, воспарил душой; приземлила его только вечная тревога, что мистер и миссис Уоллин будут против их любви. Вот почему, сочиняя ответное письмо, в котором сообщалось о его продвижении по службе, Солон просил Бенишию быть осторожнее, чтобы ни словом, ни поступком не вызвать подозрений отца и матери.
Он писал:
«Бенишия, дорогая моя!
Я очень тебя люблю и жажду с тобой увидеться, но ты, пожалуйста, не говори пока обо мне ни с отцом, ни с матушкой, а также не выказывай мне особых знаков внимания, потому что я опасаюсь, как бы это нам обоим сейчас не повредило. Мне больно просить тебя об этом – особенно теперь, когда ты открыла мне свою любовь и я мечтаю о тебе день и ночь, – но я готов потерпеть.
Еще сообщаю, что нахожу слишком неудобными ежедневные поездки в Филадельфию и обратно в Даклу, поэтому решил снять комнату поближе к банку твоего отца и жить там с понедельника по субботу, а домой возвращаться на выходные. Я рассудил, что в течение рабочей недели ты могла бы писать мне на филадельфийский адрес; по-моему, дурного в этом не будет, как нет ничего дурного в моих письмах к тебе в Окволд. Если ты согласна, давай переписываться именно так – по крайней мере до тех пор, пока мне не удастся зарекомендовать себя перед твоим отцом с наилучшей стороны.
Ох, Бенишия, сколько еще предстоит нам часов и дней ожидания, а я так люблю тебя! Пиши мне в Даклу, пока я не сообщу свой новый адрес. Пожалуйста, ответь на это письмо, как только сможешь.
Твой Солон».
Через несколько дней пришел ответ Бенишии.
«Мой дорогой Солон!
Как же рада я была получить твое чудесное письмо, и как я счастлива, что папа перевел тебя сюда, в Филадельфию. Ведь все, что я тебе сказала у речки Левер-Крик, правда. Я очень тебя люблю и очень хочу поскорее увидеться с тобой вновь. Это прекрасно, что ты поселишься в Филадельфии: теперь я смогу приглашать тебя в гости, и для твоих посещений нашего дома не будет никаких помех. Попробую устроить так, чтобы родители пригласили тебя на обед. Только бы получилось!
Милый Солон, пожалуйста, помни, что я люблю тебя всем сердцем, и так будет всегда. Я теперь молюсь за наше совместное счастье. Помолись о нем и ты.
С любовью, твоя Бенишия».
Нечего и говорить, что это письмо, которое буквально дышало нежностью и желанием поощрить адресата, Солон расценил как доказательство неизменной любви Бенишии. Письмо пришло, как раз когда Солон собирался ехать в Филадельфию, где ему предстояло в первый раз явиться в банк. С матерью он уже поговорил насчет съемной комнаты. Ханна, выслушав, поникла, что немало огорчило Солона. Он догадался: пусть перемена вроде несущественная, но мать чует в ней скорую утрату. С рождения и до этого дня Солон принадлежал ей – и вот жизнь его отнимает.
На пороге Солон обнял мать за плечи и принялся утешать, целуя в нежные щеки:
– Мама, ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Разве это расставание? Я буду приезжать, как только позволит служба, и не покину тебя никогда, мамочка.
Свои чувства Солон подтверждал все новыми поцелуями, пока наконец Ханна не вымучила улыбку.