Новые попечители воздержались от предложения пересмотреть решение по делу Викерса

или даже ссылаться на него, понимая, что подобное было бы нецелесообразным выпадом… в адрес тех, с кем теперь им предстояло взаимодействовать. Они были уверены, что доказательств, содержащихся в остальных примерах м-ра Хиггинса, при должном расследовании, будет достаточно для того, чтобы убедительно продемонстрировать необходимость изменения системы. А посему, по первому из этих случаев, представленному к рассмотрению, г-н Николь предложил вместо расследования всем составом собрания, назначить Комитет по расследованию. Предложение г-на Николя вызвало яростные сопротивление – там только «пара ничтожных случаев, с которыми можно разобраться за полчаса». Архиепископ, однако, решительно высказался в пользу Комитета, и протесты были прекращены. Далее м-р Николь предложил, чтобы Комитет расследовал порядки в учреждении и организацию работы в целом, но отозвал свое ходатайство, положившись на обещание архиепископа «поддержать его на следующем заседании в случае, если будут представлены достаточные для того обоснования».

Комитет девяти, куда вошли архиепископ, лорд-мэр, Николь и Грей, собирался пять раз с 20 по 27 декабря. На следующий день вечером, когда Николь обедал с Тьюком у миссис Каппе, в Приюте случился пожар, уничтоживший обособленный флигель. «Чрезвычайно опасный пожар вспыхнул в северо-западном здании Приюта, где находились около шестидесяти мужчин и двадцать женщин, – писал Тьюк в своем дневнике, – причина пожара неизвестна. Сначала пламя было замечено в помещении, в котором хранились шерстяные очесы, и где, как утверждается, в тот день не было ни одного человека. Огонь быстро распространялся, и к десяти часам сгорело почти все здание. К счастью, благоприятное состояние ветра и вода, подаваемая пожарными насосами, предотвратили переход огня на центральное или другие здания». На следующее утро Тьюк осмотрел «руины»: «Стены и дымоходы остались стоять. Утверждают, что отсутствуют шесть пациентов, из которых, по утверждениям, четверо погибли в пламени. Предполагается, что двое других сбежали».

Несчастье, случившееся именно в момент расследования, породило серьезные подозрения в поджоге, направленном на уничтожение уличающих доказательств. «Невзирая на то, что имевшее место расследование было весьма поверхностным и несистематическим, я так и не смог избавиться от подозрений самого ужасного толка относительно его причины», – писал Хиггинс два года спустя. Врача в ту ночь не было, аптекарь и сестра-хозяйка (м-р и миссис Аткинсон) отлучились, отсутствовали и все остальные слуги, за исключением двоих, один из которых был нетрудоспособен из-за астмы и преклонного возраста. Управляющий, в возрасте 82 лет, закрыл ворота перед добровольными помощниками, «опасаясь злословия в адрес Приюта».

Сэмюэль Тьюк и Уильям Мод дождались попечителей, чтобы предложить пристанище пациентам из разрушенных зданий: «Нас представили… Архиепископ поднялся и… выразил сердечную благодарность от лица попечителей, но сообщил, что, по заверениям д-ра Беста, похоже, всех пациентов можно разместить в центральном здании; но в случае, если в ходе дальнейшего дознания придут к иному мнению, тогда попечители с благодарностью примут предложение Ретрита». Кстати, подобное предложение поступило и от Ноттингемского приюта, открытого в 1811 году – первого приюта в графстве, организованного согласно Закону Уинна.

Тем временем, кампания Беста против Ретрита и Хиггинса продолжалась с неослабевающей силой. В «Куранте» появилось письмо за подписью «Друг истины», в котором, как отметил Сэмюэль в своем дневнике, «содержались ложные утверждения относительно числа пациентов в Приюте и из этого делался вывод, что количественное отношение смертей в Ретрите выше, чем в Приюте. Я проверил ежегодные отчеты [Приюта], опубликованные со дня открытия… и обнаружил, что все данные, а следовательно, и следующие из них умозаключения, не имеют под собой никакого основания». Тьюк ответил на обвинения пункт за пунктом в «Кроникл» за подписью