Все заговорили вместе. Уверенность Гулякина передалась и его товарищам по службе.

Начальник госпиталя спросил:

– Кого назначим оперирующим хирургом?

– Только не наших, не госпитальных, – сказал Гулякин и, заметив удивление на лицах, пояснил: – Нет, не думайте. Я целиком своим верю, – и перечислил всех, кто мог бы сделать операцию. – Но вы же сами знаете, что исход может быть неожиданным. Тогда человеку трудно будет работать в госпитале.

Михаил Филиппович не договорил, но все поняли, что он имел в виду. Гулякина в госпитале очень любили и уважали. А если бы беда произошла, причём, вовсе не по вине хирурга?! Каждый ли смог бы понять, что не по вине?

– Значит, пригласим из другого учреждения? Кого?

Гулякин назвал несколько фамилий, потом прибавил:

– Впрочем, думаю, кого конкретно из них пригасить, лучше решить главному хирургу.


…Когда везли в операционную, Гулякин шутил и подбадривал хирурга и ассистента, улыбался.

Но вот прозвучала команда: «Наркоз», и он погрузился в сон.

А у дежурного по хирургическому отделению в эти минуты непрерывно звонил телефон. Хотя никто и ничего в госпитале не объявлял, об операции узнали практические все.

Но что мог ответить дежурный? В операционную вход запрещён. Он знал одно: пока всё идёт по плану.

Наконец, просочились первые сведения:

«Операция окончена!»

– Что говорит хирург? Как самочувствие Михаила Филипповича? – такие вопросы сыпались отовсюду.

– Вышел из наркоза, – сообщал дежурный. – Доставлен в отделение интенсивной терапии.

Если было можно, наверное, выстроилась бы очередь из тех, кто хотел бы в эти минуты взглянуть на Гулякина, сказать ему доброе, ласковое слово. Но у постели бессменно находилась лишь одна фронтовая медсестра Маша – Гулякина Мария Алексеевна. (См. Николай Шахмагонов. Золотой скальпель).

Михаил Филиппович подбадривал её, сердился:

– Маша, будешь плакать, попрошу, чтобы вместо тебя прислали кого-нибудь другого.

И на глазах её, как когда-то в палате медсанбата, когда шла борьба за его руку, высыхали слёзы.

Через три дня вдруг резко ухудшилось общее состояние. И снова был встревожен весь госпиталь, снова собирался консилиум.

Михаил Филиппович сам помог определить, что случилось:

– Передозировка антибиотиков. Пройдёт!

Когда стало легче, попросил бумагу и карандаш.

– Для чего? – удивился начальник отделения.

– Как для чего? Работать. Сейчас я такую школу прошёл, какую никогда не пройти. Я же побывал в роли наших больных. Хочу всё записать.

В день выписки, пожимая в знак благодарности руку своему лечащему врачу, он вдруг сказал:

– Значит, всё-таки мы с вами правильно выбрали тактику лечения, – и улыбнулся, а тот не понял, почему появилась улыбка, ибо не знал, что однажды этот необыкновенный хирург уже говорил подобные слова весной сорок третьего, когда вместе с боевыми друзьями одержал победу над анаэробной инфекцией.

Как тогда, так и теперь он участвовал в выработке методики лечения, давал дельные советы, а иногда и руководил действиями врачей.

Настал день, когда Михаил Филиппович снова вошёл в свой небольшой, чистый и уютный кабинет, сел за стол, осмотрелся. Всё было как прежде, и только кто-то убрал пепельницу, опасаясь, видимо, что она может напомнить о курении.

Он улыбнулся: «Чудаки… Если у человека есть воля, его никто не заставит изменить решение».


ЭПИЛОГ


Как создавалась книга?


Сама история создания книги о выдающемся военном хирурге Герое Социалистического Труда полковнике медицинской службы Михаиле Филипповиче Гулякине является как бы продолжением рассказа о нём, о его удивительной жизни, несгибаемом характере и необыкновенной теплоте душевной. Поэтому я и решил рассказать о своей работе с этим человеком, работе над первой книгой («Золотой скальпель» Москва, издательство ДОСААФ СССР, 1982 год, 144 стр.), её вторым изданием («Золотой скальпель», Приокское книжное издательство, 1987 год, 254 стр.) и над военными мемуарами, литературную запись которых мне посчастливилось сделать («Будет жить!..), Москва, Воениздат, 1989, год, 189 стр.).