Мой младший сотрудник всю дорогу хранил глубокомысленное молчание. Вообще‑то он у нас последнее время в практическую философию всей массой ударился, может до получаса в себя уйти, и не дозовёшься. Поэтому я сам начал прощупывание почвы:

– Мить, а речушка ваша как‑нибудь с речкой Смородиной связана?

– Не припоминаю, Никита Иванович, но, может статься, каким рукавом и является…

– А русалки в ней водятся?

– Русалки? – Он вскинул брови, и глаза его наполнились туманом розовых воспоминаний. – Сам‑то не встречал, но парни болтали, будто бы страсть как много их! Так под водой, бесстыжие, и шарются, хоть купаться не заходи. Помню, был у нас один мужичонка, Сидор‑скотник, уж больно по женской линии любвеобилен и мастеровит. Не знаю, чего в нём бабы находили, а тока когда он в речку охладиться лез – русалки со всех краёв сплывались полюбоваться. Уж на что вода у нас мутная, так они поближе сунуться норовят и…

– Мить, спасибо, можно без подробностей!

– Так я ж к тому, что нравственность на селе падает!

– Ты ещё вспомни, к кому в отделение сразу пять невест с вещами припёрлись, борец с распущенностью! – строго прикрикнул я, но тут же сбавил тон: – Слушай, а жемчуг у вас здесь добывают?

– Добывают, отчего ж нет? – легко переключился он. – Как кого из купцов заезжих по ночи остановят, так и жемчуг, и парчу, и каменья всякие… много чего добыть можно. Надо тока места знать…

– Милая у вас деревенька…

– А я о чём…

Полуденное солнце грело спину, к дому подходили уже молча. Только теперь мне взбрело в голову рассмотреть его повнимательнее, без спешки и суеты. В целом изба как изба, на первый взгляд ничем таким уж подозрительным не отмечена. Крепкая, надёжная, довольно новая, свободная… Вот это действительно интересный момент. Кому и зачем стукнуло в голову строить такой хороший дом на самой окраине, а потом ещё и не жить в нём? Не то чтобы это были столь уж неразрешимые загадки, на поверку наверняка ничего таинственного не окажется, но…

Один непонятный момент всё‑таки был – пока дошли до порога, я насчитал по пути ровно двадцать шесть пауков, спешащих в том же направлении, что и мы. Причём разных – чёрных, коричневых, с детишками, зловещих, с крестом на спине, хромых, суетливых, подпрыгивающих, лохматых, неприятных… Кто нам говорил, что пауки почему‑то любят этот дом? Так вот, любят – не то слово; он их словно наэлектризованный притягивает!

– Необъяснимый научной философией факт, – тщательно взвесив ситуацию, оповестил Митька.

– Спросим у Яги, – согласился я, стараясь ступать осторожнее.

Смех смехом, но давить многочисленных насекомых казалось нецелесообразным. Даже опасным почему‑то… Хотя главный «сюрприз» ждал нас в доме. Представляете: открываем дверь, входим в горницу, а там на лавке, носом кверху, лежит наша бабка, и на груди у неё сидит огромный, с чайную чашку, паук! У меня аж ноги подкосились…

* * *

– Ты чего орёшь, участковый? – тихо вскинула бровки Яга, открывая один глаз.

Я не орал. Ну, может, взвизгнул чуточку… И то вряд ли. Митька метнулся во двор и вернулся с дрыном наперевес – паука гасить.

– Бабуленька, не шевелитесь – щас я ему промеж глаз бесстыжих…

– А мне поперёк рёбер, да? Брось хворостину, дурак, я ещё жить хочу, – повысила голос отчаянная эксперт‑криминалистка. – Али не видите оба – совещание у нас.

– И чё лёжа‑то?

– А на совещании, бывает, и вздремнёшь… Паучий язык трудный да долгий, кто знал, что вы с порога пугаться начнёте? – Бабка встала, сочувственно оглядела бледного меня и, осторожно сняв паука с груди, заботливо переселила его в закуток за печкой.