Наблюдалось избыточное оволосение всего тела, особенно у женщин; на лице – подобие усов и бакенбард; иногда оволосение век. Кроме того, вырастали длинные ресницы…

Психическое состояние: интеллект снижен.

Из деятельных, энергичных люди превращались в апатичных, вялых. Их почти все время клонило ко сну. Они забывали про голод, не осознавали, что хотят есть, однако при виде хлеба, сладостей или мяса внезапно становились агрессивными и с жадностью набрасывались на еду, хотя могли быть за это избиты, а спастись бегством были не в состоянии.

Переход от жизни к смерти медленный, почти незаметный. Смерть была подобна физиологической кончине от старости.

Данные вскрытия. (Учтены случаи полного вскрытия в количестве 3282.)

Цвет кожи умерших от голода: бледный или мертвенно-бледный – 82,5%, темный или коричневый – 17%.

Отеки обнаружены у одной трети подвергнутых вскрытию, преимущественно на нижних конечностях. Туловище и верхние конечности отекали реже. В большинстве случаев отечность наблюдалась у людей с бледной кожей. Напрашивается вывод, что бледная кожа способствует отечности, а коричневая – сухому истощению.

Выдержки из протокола вскрытия (М. прот. вскр. 8613):

Женщина, 16 лет. Клинический диагноз: Inanitio permagna. Явные признаки недоедания. Мозг 1300 г, очень мягкий, отекший. В брюшной полости ок. 2 литров желтоватой прозрачной жидкости. Сердце – меньше кулака покойной.

Часто отмечалась атрофия отдельных органов.

Как правило, атрофии подвергались сердце, печень, почки и селезенка.

Атрофия сердца констатирована в 83% случаев, атрофия печени – в 87%, атрофия селезенки и почек – в 82%. Атрофии подвергались и кости, которые становились пористыми и мягкими.

Значительнее всего уменьшалась печень – от примерно двух килограммов у здорового человека до пятидесяти четырех граммов.

Самый низкий вес сердца составлял сто десять граммов.

Мозг почти не уменьшался и весил по-прежнему около тысячи трехсот граммов.

В это же самое время Профессор был хирургом в Радоме, в больнице Св. Казимира. (Профессор – высокий, седоватый, элегантный. Очень красивые руки. Любит музыку, сам когда-то охотно играл на скрипке. Знает кучу иностранных языков. Его прадед был наполеоновским офицером, а дед – повстанцем.)

В ту больницу каждый день привозили раненых партизан.

У партизан в основном были прострелены животы. Тех, кто получал ранения в голову, не всегда удавалось довезти. Так что Профессор оперировал желудки, селезенки, мочевые пузыри и толстый кишечник, за день ему случалось прооперировать тридцать – сорок животов.

Летом сорок четвертого начали привозить грудные клетки, потому что под городом Варка был развернут плацдарм. Много грудных клеток – развороченных шрапнелью, или осколком гранаты, или обломком оконной рамы, вколоченным в грудь. Легкие и сердца вылезали наружу, надо было как-то их залатать и впихнуть на место.

Когда же январское наступление покатилось на запад, прибавились еще и головы: у армии имелся транспорт и раненых привозили вовремя.

– Хирург должен постоянно упражнять пальцы, – говорит Профессор. – Как пианист. У меня была ранняя и богатая практика.

Война – превосходная школа для молодого хирурга. Благодаря партизанам Профессор приобрел колоссальную сноровку в оперировании животов, благодаря фронту – в оперировании голов, но самую важную роль сыграла Варка.

Когда шли бои за плацдарм, Профессор впервые увидел открытое бьющееся сердце.

До войны никто не видел, как бьется сердце, даже у животных: кто станет мучить животное, раз все равно медицине это никогда не пригодится. Только в сорок седьмом в Польше впервые была вскрыта грудная клетка, и сделал это профессор Крафоорд, специально прибывший из Стокгольма, но и он не вскрыл даже перикарда. Все тогда как завороженные глядели на околосердечную сумку, которая ритмично пульсировала, словно в ней сидел маленький живой зверек, и только Профессор – а вовсе не Крафоорд, – только он один точно знал, как выглядит то, что беспокойно подрагивает в сумке. Потому что только он, а не всемирно известный шведский гость извлекал из сердец простых парней обрывки тряпок, осколки пуль и обломки оконных рам, благодаря чему, кстати, всего пять лет спустя, двадцатого июня пятьдесят второго года, сумел вскрыть сердце некоей Геновефы Квапиш и устранить стеноз митрального клапана.