– Замочу в холодной воде, потом капну перекись. Она всегда есть в аптеках.

– А потом?

– Накрахмалю и поглажу.

– А если пятно останется?

– Вышью что-нибудь белыми нитками.

– Вы свободны, – сказал мужчина.

Обед Оле принесли в комнату, вернее, поставили поднос под дверью. Вечером позвали гулять.

– Самое время познакомиться, – начал мужчина, когда они отошли от дачи метров сто. – Меня зовут Олег Михайлович. Мы с вами пройдемся немного и поговорим. Если не возражаете, на русском.

Только тут Оля заметила, что за ними следует человек, да и впереди идет мужчина с собакой.

– Итак… Вы владеете немецким. Знакомы с их культурой быта. Про семью не спрашиваю, мы уже навели справки. Меня интересует другое – кто дома говорил на немецком?

– Соседка, – Оля ответила так, как научил ее дядя Николай.

– Допустим. А она откуда знала?

– Я не спрашивала. Мне казалось, что это обычное дело, что ли. А ей было приятно с кем-то поговорить.

– А писать, читать? – продолжал расспросы Олег Михайлович.

– Это уже в школе. У нас был кружок, его вела учительница труда. К ней, кроме меня, никто не ходил. Вернее, сперва ходил почти весь класс, а потом осталась я одна.

– Ваша соседка и учительница общались между собой?

– Нет. Они даже не были знакомы. Я как-то не догадалась их познакомить. Понимаете, учительница думала, что это она меня научила так быстро говорить.

– То есть ты лукавила, – перешел на «ты» Олег Михайлович.

– Немного. Вы правы.

Они погуляли около часа, разговаривая о незначительных, по мнению Оли, предметах, и в полной темноте вернулись в дом.

Целую неделю Оля занималась с немкой: накрывала на стол, стирала, вышивала, читала…

– Помни главное: во всем должен быть идеальный порядок. Белый крахмальный передник. Хорошее мыло на видном месте. Обмылок – в стирку. Ничего не должно пропадать. Покупать надо всегда в одном месте. Сначала спрашивай цену. Качай головой. Все должно казаться дороговатым. Любуйся природой. Восхищайся чужими детьми. Понимаешь? Бесконечно хвали кошку, собаку… Так принято. И никаких серьезных разговоров.

– Дитя мое, – однажды вечером сказала фрау. – Я не стану рассказывать господину Олегу про то, что я поняла о тебе. Ты росла с прислугой – это очень заметно. У тебя дома все говорили на немецком. Ты росла в нашей культуре. Это не мое дело, но будь внимательна. Иначе к тебе возникнет слишком много вопросов. А мне почему-то кажется, что тебе не захочется на них отвечать.

– Спасибо, фрау.

– И еще. У тебя отчетливое швейцарское произношение. Очень четкое. И ты не склонна перенимать чужое. А это свидетельство того, что ты говоришь на этом языке с рождения. Я права?

– Не знаю, фрау. Я умею говорить только так.

Потом все куда-то исчезли. И Оля терзалась сомнениями. Через пару дней снова появился Олег Михайлович.

– Собирайся. Мы уезжаем.

– Я вернусь в институт? – обрадовалась Оля.

– Нет. Мы поедем на базу, где с тобой будут заниматься другие люди. Ради собственной безопасности не рассказывай, где ты была и что видела. Хорошо? Ни при каких обстоятельствах не узнавай нас.

– Простите?

– Я имею в виду на улице, где-нибудь еще. Если только на это не будет дополнительной команды. Это понятно?

– Да.

Бабушка еще в детстве научила Олю говорить кратко и отвечать только на поставленный вопрос: «Спрашивают на улице, куда идешь? Отвечай – в школу. И все. Без деталей: первый урок математика, второй – история».

Ехали долго, сначала через пригород, потом через всю Москву. Приехали за полночь. На крыльце дома, похожего на барак, Олю встретила грузная женщина и провела ее на второй этаж.

– Это твоя комната, – не слишком приветливо по-русски сказала она. – Туалет в коридоре. Стучись. Душ там же. Полотенце дам. Суши у себя. Раздетая не бегай. Все.