Ярополк Лапшин, режиссер фильма «Назначаешься внучкой», вспоминает о совместной работе над фильмом: «Шлейф легенд о необузданном нраве, о громких конфликтах и рискованных выходках не способствовали уверенности в спокойной работе. Сюрпризы начались с первых дней.

– Слушай, – рокочущим басом сказал Борис Федорович, – роль мне нравится, моя роль. А потому все предложения буду посылать… куда подальше. Сниматься буду только у тебя. Поэтому обо мне не беспокойся. Сколько нужно, когда нужно и где нужно – я с тобой.

Для меня, привыкшего, что крупный актер отдает съемкам гомеопатические дозы времени, заставляет ждать себя неделями, прилетает на два-три дня (а то и меньше), это явилось ошеломляющим подарком».

Режиссер открыл для себя исключительную добросовестность и скрупулезность Андреева-артиста, был сражен его титаническим трудом над достоверностью роли, особыми приемами. Когда между ними сложились дружеские и доверительные отношения, Лапшин случайно увидел у Андреева книги, взял в руки, открыл – его изумлению не было границ!

Это были научные труды по психологии, многочисленные работы Павлова.

– А что, Зверополк (так шутливо переделал его имя Бэ-Фэ), я, наверное, произвожу впечатление очень некультурного человека? – Он, как всегда, обаятельно и чуть застенчиво улыбнулся. – Вот книгу пишу… О психологии творчества актера, о его психофизической основе…

К сожалению, книга осталась неоконченной: автор вскоре ушел из жизни.


Незадолго перед расставанием Ярополк Лапшин, не удержавшись от любопытства и мучаясь категорическим несоответствием сегодняшнего Андреева с тем, что рассказывали о нем, о его буйной молодости, набрался смелости и спросил, насколько верны эти молодецкие легенды.

– Да, было… – Бэ-Фэ добродушно с грустинкой улыбнулся, – дрался я много… Только не для того, чтобы зло причинить человеку, больно ему сделать… Нет… Я от широты души дрался…

– А правда ли, что вы однажды с Петром Алейниковым выкинули из окон гостиницы тумбочку и рояль?

– Ну-у-у, – протянул Борис Федорович разочарованно, – таких-то баек ходило много…

– Я еще слышал, что вы кого-то выкинули из окна с Петром Мартыновичем, продолжал настойчиво любопытствовать «Зверополк» Лапшин.

– Бывало, – довольно прищурив глаз, подтвердил Андреев. – Выкидывал, конечно. А меня то, что, не выкидывали?! Один раз в Тбилиси с третьего этажа так наподдали, хорошо, что упал на дерево: спружинило, а то б убился! – завершил свой рассказ Бэ-Фэ под громкий хохот удовлетворенного рассказом Лапшина.

Популярность артиста можно было сравнить лишь с его безграничным талантом. Люди, увидев его на улице, начинали улыбаться. Борис Федорович охотно делился своей славой – помогал людям. Ездил в райисполком, в милицию, пробивал обмены жилья, поручался за оступившихся, просил за обиженных, причем делал все абсолютно бескорыстно.

Однажды А. Марягин спросил, почему он так безотказно отзывается на просьбы, на что Андреев ответил: «Судьба мне многое дала; если я не буду помогать людям, она от меня отвернется!».


Ушел из жизни Алейников, звезда тридцатых – пятидесятых годов, не имевший, несмотря на громадную популярность, ни высоких званий, ни высоких наград. Бюрократическая машина сработала без сбоя – наотрез отказалась дать разрешение на его похороны на Новодевичьем кладбище. Андреев, узнав об этом, немедленно позвонил в соответствующие инстанции. Выслушав разъяснения насчет правил почетного погребения, Андреев спросил:

– А меня, когда помру, как хоронить будете?

– Что вы, Борис Федорович, как можно об этом думать?

– И все же ответьте…