Профессор продолжает удивлять, посещая меня трижды в день. Утром основной обход с огромной свитой слушающих, записывающих и впитывающих. Второй визит с двумя-тремя ассистентами после обеда. И третье посещение с одним коллегой перед вечером. Вопросы четкие, выслушивание ответов внимательное, распоряжения отрывистые и жесткие. Не представляю, что у кого-нибудь из них может возникнуть желание игнорировать его инструкции.

Помимо Профессора ко мне трижды в сутки заглядывают анестезиологи: пациент не должен ощущать никакой боли и дискомфорта. Раз восемь в сутки навещают медсестры: давление, температура, глюкоза в крови, состояние систем, медикаменты, инъекции, повязки, перевязки и, главное, протоколы входа-выхода жидкости. Каждый визит начинается с улыбки, рукопожатия и представления, а заканчивается каким-нибудь позитивным слоганом типа: «О! У вас фантастический прогресс!»

Профессор доволен результатами прошедшего дня, особенно тем, что я пропустил через себя три литра воды. Показываю ему свой асимметрично раздутый живот. Он снова объясняет это необходимостью закачки воздуха перед операцией и обещает, что всё встанет на свои места, как только заработает кишечник.

Кишечник-то как раз работать не хочет. Боль в середине живота нарастает волнами. Сообщаю об этом очередной сестринской инспекции. Они улыбаются и обещают не допустить моих страданий. Очередной раз нажимаю кнопку вызова персонала. Две энергичные сестры начинают срочно добавлять пакеты к моей инъекционной системе и сообщают, что обезболивание начнет работать через 20–30 минут. Но момент, видимо, упущен, критическая точка пройдена. Глаза вылазят из орбит.

– Шмееерц[3]! – ору я со всей мочи. – Шмеерц!!!

Жена гладит меня по одной руке, медсестра – по другой. От крика брюхо болит еще сильнее. Понимаю, что если не перестану орать, то доиграюсь до болевого шока. Медсестры заставляют меня глубоко дышать и сами пыхтят в такт. Мне становится смешно. На смену аномальным воплям приходит истерический смех. К счастью, анальгетики всасываются значительно быстрее обещанного. Сначала исчезает боль, потом приходит общее расслабление и сразу хочется спать. Через несколько минут забытья заставляю себя встать и первый раз выйти на коридорную прогулку. Всего несколько минут, а гордости…

Ужинать побаиваюсь, но необходимо набираться сил и заполнять кишечник. Ем, укладываюсь и незаметно засыпаю.

Я умею чистить зубы, стоя у раковины без посторонней поддержки! У-ра!

Профессор подкидывает кучу оптимизма. Приказ по-прежнему прост: пить и гулять! У меня это, правда, ассоциируется с хорошей дозой алкоголя в приятной компании, но тем интереснее играть по правилам Профессора. Боли никакой. Беспокойство вызывает только обнаглевший от безделья кишечник.

И тут память сотворяет со мной злую шутку. Я очень люблю черешню, но в обычной жизни стараюсь ограничивать ее потребление из-за слабящего эффекта. Сейчас же звоню своим друзьям, которых жду в гости из Дюссельдорфа, и прошу привезти мне немного черешни. После весьма приятной встречи и их отъезда вгрызаюсь в чудесные спелые плодики. Уничтожаю пару жменек, тщательно пережевывая и следя за тем, чтобы не сглотнуть косточку. Очень сладко, поэтому запиваю водой. Как писали в классическом учебнике, усталый, но довольный, отправляюсь подремать.

Однако уснуть не удается. В животе взрывается ядерный заряд. Успеваю нажать заветную кнопку, и в палату врываются два медбрата. Мое пузо в поперечнике имеет форму неправильной трапеции. Распросив о дневном рационе, один из медбратьев восклицает: