– Это как? – заинтересовались друзья. – Конкретизируй, товарищ политрук.

– Допустим, мы добываем себе ксивы скромных чиновников. Каких-нибудь непрезентабельных, но решабельных ведомств. Типа санэпиднадзор, пожарные там, комитет по землевладению. Налоговая, если получится. Думаю, как пропуска в кабинеты они вполне сгодятся. А уж внутри кабинетов мы найдем, о чём поговорить с хозяйчиками.

– И как поговорить, – кивнул Муромский и снова обозначил серию коротких прямых по корпусу, завершившихся «крюком» в печень.

Лёха задумчиво постучал ногтем по гранёному боку опустевшего стакана.

– В принципе, звучит соблазнительно. Только кто нам эти документы оформит? Фальшивки-то долго не продержатся. А настоящие достать тяжеловато.

– Тяжело в учении, легко в очаге поражения, – заметил Никита.

Илья кивком выразил согласие с военным и энергично потёр ладони.

– Э-э, Попец, как раз тут есть пространство для маневра. Хорошими людьми земля полнится. Авось и раздобудем настоящие. Никита, перчила ты этакий, мне нравится идея. Стоит даже обмыть.

– За, – лаконично выразился Добрынин.

– Так и я не возражаю, парни, – сказал Лёха. – Обмыть, так обмыть. Только не забывайте, мы ж без-ра-бот-ные. Нет работы – нет денег. Нет денег – нет аусвайсов. Нет аусвайсов – кабинеты на клюшке. Кругом марш. Круг замкнулся, кружок закрыт. А денег – нет. Какая попа нам их даст? У кого-то есть глубоко закопанные фонды?

– Стройся, боец Попов, – рявкнул Никита. – Равняйсь. Смирно! Равнение на валютовладельца Муромского!

– В смысле?

– В том смысле, что Бакшиш ему должен пять штук «подорожных».

– А ведь точно! – обрадовался Илья. – Хо-хо, зимогоры! Зовите меня Ротшильд.

– Ага, добрый Бакшиш мало того, что теряет бой, ещё и отрывает от себя пять штук! – не сдавался Попов. – Фантастика.

– Он слово джигита дал!

– Ладно, пусть он и подкинет Илье эти копейки. Но, парни, пять штук – слёзки.

– Что ж, Алексей, тогда будем проводить в жизнь политику реваншизма. – Никита обнял Попова за плечи. – Разорять местное Монте-Карло с помощью твоего золотого кия. Слабо?

– Ну-ка, ну-ка… Реванш, говоришь? Герку Немчика раскатать вместе с его присными? Гм, не пресно. В этом уже кое-какой резон имеется!

– Не кое-какой, а какой надо, – подначил его хитрый комиссар.

– Да уж, да уж… А если проиграю, кием бить не будете? – деловито осведомился прожигатель зелёного сукна.

– По обстоятельствам, – туманно ответствовал Илья.

– Какой стих нападет, – согласился Никита.

– Эх, была – не была, бейте. Зато в случае успеха минимум один к десяти обещаю.

– Видишь, как всё удачно складывается, – обрадовался Муромский. – Жизнь потихоньку налаживается, собака такая! И погода распогаживается. Эгей! Пора, значится, воздухом ночного Картафанова митохондрии угостить.

– Через папиросочку, – внёс поправку Никита.

Компания вышла на балкон. С покрытого чёрным лаком неба заговорщикам подмигивали слегка расплывающиеся и покачивающиеся звёзды. Город внизу доживал последние часы царствования беспредела, совершенно о том не подозревая.

Да что город – вся бескрайняя страна елозила, укладываясь поудобнее. Но рассвет был зачат и начал зреть. Сердце его, трёхкамерное, пылкое, могучее, пульсировало на Илюхином балконе.

Вернувшись в комнату, друзья, не сговариваясь, расселись поодаль от стола. Их молодые тела насытились, теперь пищи просили души. Илья, чутко осознав, какая потребность скрыта в молчании, снял со стены гитару и предложил:

– Споёмте, друзья, ведь завтра в поход!

– Это дело я люблю, – Никита взял в руки инструмент и провёл по струнам. – Эх вы, гусли-самогуды, ноги-самоплясы.