Когда оба подчиненных появились в кабинете, Алексеев пригласил их сесть и спросил:

– Вы разговаривали с Плотниковым по поводу прикомандирования нашего офицера к его ведомству? Мне кажется, я уже давно ставил эту задачу.

– Владимир Георгиевич, мы его уговаривали, – ответил Кислицын, – но он упирается, ссылается на Госкомимущество, на Чубайса, что тот не даст разрешения.

– Значит, не так построили беседу, не надавили как следует! Вы ведь знаете, что этот вопрос ему с Москвой не надо согласовывать. Это всё отговорки!

Не откладывая дела в долгий ящик, начальник управления набрал номер.

– Михаил Яковлевич? – уточнил он, когда на другом конце ответили. – Это начальник Управления ФСК Алексеев. Я звоню вам вот по какому вопросу, мой заместитель уже беседовал с вами насчёт прикомандирования нашего офицера. Да, да, я всё понимаю, но этот человек будет вам большим подспорьем в работе по приватизации хозяйства области. Вы же знаете, сейчас много мошенничества, обмана, расхищения госсредств. Я понимаю, что вы хотите согласовать с Москвой. Хочу предупредить, что Москва против не будет. Почему? – Алексеев сделал паузу. – Есть прямое указание президента на этот счёт. Не думаю, что Анатолий Борисович поступит вопреки воле Ельцина. Давайте к этому вопросу вернёмся через неделю.

Генерал положил трубку и наставительно заметил:

– Вот так надо с ними разговаривать! Возьмите этот вопрос на контроль, Борис Иванович. А вы, – он обратился к Шумилову, – подберите достойного офицера из вашего отдела на эту должность. Должность, насколько я знаю, приравнивается к должности начальника отделения. Кроме того, передайте Забелину, пусть немедленно займётся последним аукционом по продаже спиртового завода. Есть информация, что там дело не чисто.

Уральск, Привокзальная площадь, 30 мая, 13.50

В эту невзрачную привокзальную столовую Забелин зашёл случайно. Он никогда в ней не был, но прикинув, что в управленческое кафе после встречи с источником «Николаем», безусловно, опоздает, решил пообедать здесь.

Перед входом в столовую стоял большой рекламный щит, на котором известный телеведущий, вальяжно расположившись на диване, обнимал двух блондинистых красоток. В глаза бросалась яркая надпись: «Лицо России».

Сергей смотрел на изображение этих довольных собою людей и думал, что они в какой-то мере сейчас действительно лицо России: богатые, пышущие здоровьем, преуспевающие. Отлично подогнанные костюмы, голливудские улыбки.

Странно только, что плакат оказался возле столовой, которую богачи вряд ли захотят посетить – привокзальные точки общепита не для них, они для простых, бедных людей, которые не могут позволить себе ланч за сто долларов. А такие плакаты, зачем они здесь? Может, для стимула? Чтобы было к чему стремиться? Или для того, чтобы вызвать раздражение?

На столике у входа лежала большая стопка коричневых пластмассовых подносов. Забелин взял один, наспех протёртый тряпкой посудомойки, но всё ещё липкий, хранящий следы пролитого жира.

Он поставил на него тарелку с супом, сваренным непонятно из чего, и порцию пельменей. Пельмени оказались маленькие, скользкие, так что пришлось обильно полить их кетчупом, чтобы убить чувство брезгливости. Но выбирать не приходилось. Ещё утром он пропустил завтрак, выпив по-холостяцки только стакан кофе со сливками, и сейчас чувствовал упадок сил, словно до этого не ел, по крайней мере, целую неделю.

Захватив поднос, Забелин пристроился за свободный столик и принялся неторопливо есть. За соседним столом уселся мужчина в грязном потрёпанном пальто бомжеватого вида, который изредка бросал взгляд на оперативника, словно ожидая от него какой-нибудь подачки. На подносе перед мужчиной лежала только булочка и стоял стакан с чаем.