– Не свою жизнь.

Летунов растерялся.

– А чью?

– Товарища.

– Какого товарища?

– Лёвы Прыгунова. Он был ранен. В окопе мы вдвоем остались. К нашим уйти не представлялось возможным, а немцы уже подходили. Если бы я не сложил оружие, они бы его добили, а так он остался жив.

– …И тоже попал в плен. И тоже наверняка стал предателем, как и вы.

– Да, он тоже попал в плен. Но зато он остался жить.

– А вы, прежде чем его спасать, спросили у него хотел ли он жить в немецком плену?

– Он был без сознания…

– Ну конечно.

Полковник долго, не меньше минуты смотрел в голубые бесхитростные глаза Ромашова.

– Потрясающе кривая логика! – воскликнул он в итоге и брехливо рассмеялся. – Вы знаете, меня не покидает ощущение, что вы мастерски дурите мне голову!

– Я не дурю вам голову. Просто поймите, что жизнь гораздо сложнее упрямых фактов. Намеренное упрощение жизненных процессов также губительно, как и их усложнение.

– Так, – полковник треснул кулаком по столу. – Достаточно на этом. Конвой!

Ромашова увели. Коротков чесал в затылке, читая про себя протокол, и поглядывал на нахохлившегося как воробей в луже, начальника. Полковник с полминуты задумчиво отстукивал ногтями по столешнице дробь.

– Невообразимо кривая, гнилая логика! – сердито заключил он.


Глава 4. Молодожёны


– Что же вы не сказали, что вы практически герой? – полюбопытствовал полковник, усаживаясь на стул и небрежно роняя на стол перед собой папку.

– Что я не сказал? – Ромашов непонятливо заморгал.

– Ну вот же. Из вашей части пришел ответ на наш запрос, – полковник развязал тесемки, открыл папку, достал оттуда лист и пробежал глазами по тексту: – Красноармеец Ромашов Василий… ага… такого-то года рождения… так-так-так, пропавший без вести такого-то ноября… характеризуемый положительно… Вот! За личное мужество и отвагу в бою награжден медалью «За отвагу»! Начальник штаба дивизии, трам-там-там, дальше неважно.

Полковник отложил лист в сторону и внимательнейшим образом впился взглядом в хлопающего глазами агента-парашютиста.

– Вот. Вы награждены медалью «За отвагу».

– Я не знал… – наконец, выдавил Ромашов. – Я не знал о награде.

– Конечно не знали, – Летунов кивнул и снова взглянул в документ. – Приказ появился в тот день, когда вы попали в плен. А медаль «приехала» в часть и того позже.

– Зачем же вы спрашиваете, если знаете то, чего я и сам не знаю?

– Да я думал вы мне расскажете о том, за что вас наградили. Мне интересно вас послушать. Медаль «За отвагу» – это не конфетки-бараночки, она за красивые глазки не дается. Так расскажете за что?

Ромашов помедлил, задумавшись, и немного погодя покачал головой:

– Я не могу рассказать. Я не знаю за что.

– Ваша скромность делает вам честь, – Летунов улыбнулся и тут же улыбка сползла с его лица и оно стало непроницаемо каменным. – Или вы придуриваетесь?

Ромашов смутился такой резкой перемены и поспешил заверить:

– Нет-нет, я правда не знаю. Честное слово!

Детское восклицание про честное слово насмешило полковника, но внешне это никак не проявилось. Оставаясь мрачным, он достал из папки второй лист и официальным тоном зачитал:

– «Красноармеец Ромашов проявил личную отвагу и мужество. После тяжелого и кровопролитного боя с превосходящими силами противника близ деревни Игнатово, в котором погибло больше половины его роты, в том числе ротный и взводный командиры, товарищ Ромашов, видя, что дух его товарищей находится в упадке, а немцы готовят новое наступление, поднялся из окопа и с криком «Ура!» бросился в атаку. За ним последовали и его, оставшиеся в живых, сослуживцы. Товарищ Ромашов первым ворвался во вражеский окоп, убил двоих немцев, ранил офицера, захватил в плен радиста, обеспечив, тем самым, взятие стратегически важной высоты и закрепления Рабоче-Крестьянской Красной армии на новых позициях на данном участке фронта…». Было такое, Василий Федорович?