Петрушин тронул «УАЗ» с места и потихоньку поехал навстречу кавалькаде. Когда «КамАЗы» приблизились на расстояние различимости физиономий, водила переднего высунулся из кабины и крикнул казакам нечто приветственное. Казаки в ответ вяло плеснули ручками – не до тебя, мол, сейчас.

«КамАЗы» на хорошей скорости проскочили мимо. Петрушин вильнул влево и выкатился на встречную. Идущий следом за «КамАЗами» микроавтобус затормозил с жутким скрежетом, при этом его занесло вправо. Видимо, лобовые столкновения с каким-то «левым» «УАЗом» в планы водителя «Газели» не входили.

Молодой чеченец выскочил из кабины и целенаправленно устремился к «УАЗу», прокатившему по инерции чуть дальше. Судя по нормальной координации, он нисколечко не пострадал при экстренном торможении, но в глазах его легко читалась жажда немедленной сатисфакции.

«КамАЗы» начали притормаживать. Казаки дружно замахали руками – езжайте дальше, все нормально. «КамАЗы» тотчас же прибавили ходу и покатили дальше – понятливые товарищи, сразу догадались, что к чему.

Петрушин открыл дверь и показал лицо. Пострадавший водитель чуть замедлил шаг и слегка утратил целеустремленность. Петрушин покачал головой – такая реакция его не устраивала – и вышел весь. Чеченец, оценив, наконец, габариты обидчика, остановился в трех шагах от него и метнул взгляд в сторону «Нивы», возле которой торчала остальная компания. Взгляд его напоролся на казаков и тут же стал скорбным.

– Не понял, э?

– Да все ты понял, дурашка, – почти ласково пробурчал Петрушин. – Сел в машину, развернулся, встал перед «Нивой».

– Не понял – че за дела? – продолжал «держать лицо» пострадавший. – Это вам не Чечня! Вы че творите…

– Считаю до трех, потом – огонь на поражение, – Петрушин перевел свой «ВАЛ» в положение «для стрельбы стоя». – Сел, развернулся, встал перед «Нивой». Пошел.

Пострадавший, судя по всему, уже бывал в подобных ситуациях. Покачав головой, он развернулся и без лишних слов направился к своей машине.

– Семь стволов, – напомнил вслед Петрушин. – Метр в сторону – побег, огонь на поражение. Посмотрим, как далеко ты уедешь.

Далеко уезжать пострадавший не стал, все выполнил, как приказали: развернулся, поставил «Газель» перед «Нивой» и вышел для беседы.

– Эльдар?

– Эльдар… И что?

– Очень приятно. Давай за машины зайдем, поговорим, – распорядился Петрушин.

Эльдар метнул взгляд в сторону торговой «точки» и замялся. Двести метров, выражения лиц не разобрать, но видно, что все смотрят в эту сторону. Свидетели. Если зайти за машины, ничего не будет видно…

– Боишься, что ли? – хмыкнул Петрушин.

– Кто боится?

Эльдар гордо вскинул голову и пошел, куда сказали. В глазах молодого человека отчетливо прослеживалась тоскливая обреченность.

Иванов покосился на Костю. Психолог едва заметно дернул подбородком. Нет, обреченность – это не повод. У любого чеченского юноши, которого останавливают на трассе русские военные, можно заметить во взгляде нечто подобное. Потому что ожидать что-либо для себя хорошее от русских военных, остановивших его на трассе, чеченец может только в двух случаях: если он полный идиот с официальной справкой или же обкурился до цветных галлюцинаций. Поэтому все ведут себя по-разному, в соответствии с особыми личными качествами и моральной закалкой, но… страх и напряжение присутствуют обязательно.

Обреченность, конечно, это сильно. Это чересчур. Но кто его знает, какие там мотивации? Может, у него родственник пропал при схожих обстоятельствах, или еще что-то в таком же аспекте…

– Ну, ладно, – пожал плечами Иванов. – Будем общаться. Три вопроса, три ответа. Отвечаешь правильно – разбегаемся.