Дома Павел обнаружил заплаканную Татьяну. Она сидела на кухне, пила водку и кому-то жаловалась по радиотелефону. Он остановился в дверях. Она его не видела. Павел не знал, с чего начать. Поэтому стоял и слушал.

– Представляешь, какой ужас! Мне ведь теперь невозможно появиться в театре! Да… да…да… Какая гордость?! Поклонники подрались. Но я-то здесь при чем? Один дурак зашел, когда я переодевалась, другой влетел за ним с кулаками. Почему у нас в театре нет охраны? Кто отвечает за безопасность актеров? Бедному Родику сломали ребро. У меня нервный срыв. Что? Не знаю, наверное, посадят. Но скорее всего откупится. Да, у него… Не боюсь. Я перед ним ни в чем не виновата. Если он начнет лупить всех моих поклонников, то по Москве ходить будет опасно. Дерется здорово, я и не ожидала. Ничего себе зрелище! Вот что нужно сегодняшнему зрителю. Да… да… Сидели как завороженные, чуть не аплодировали. А мы перед ними комедию ломаем. Правильно, нужно разогнать артистов, взять двух бугаев, и пусть друг другу кости ломают. Ах… не знаю. Сижу вот у него. Страдаю… Да пойми, я же его люблю. Ну и что? Откуда мне знать, почему этот дебил пробрался в мою переодевалку. Нет, конечно, я была уже одета. Что там у меня воровать… Короче, ужас. Пусть отменяют спектакли. У меня нервный стресс. Реклама мне? Ничего себе реклама! Американские продюсеры были на спектакле? А почему мне никто ничего не сказал? С такой дракой мы на Бродвее устроим шорох. А без драки не хотят? Значит, сам спектакль их не волнует? Хорошо, если Павел когда-нибудь вернется, я его попрошу повторить…

– Я вернулся, – спокойно вмешался Павел. Трубка чуть не выпала из рук Татьяны. Она с ужасом посмотрела на него своими глубоко посаженными широко раскрытыми глазами.

– Ты? – прошептала она. – Боже, какое счастье! – и бросилась к нему на шею.

Павел стоял не шелохнувшись.

– Как я испугалась!. Дурачок, такое устроить! Тебя отпустили из милиции? Откупился? Ну, расскажи… умоляю тебя. Котик мой, как я тебя люблю.

В ответ Павел чуть не ударил ее. Но сдержался. Освободился от объятий, сел за стол, налил себе водки, выпил.

– Откупился? – повторила Татьяна.

– Нет. Убежал.

– Как?!

– Ногами. Вместе с твоим любовником Воркутой.

– Каким Воркутой? – искренно удивилась Татьяна.

– Каким? Который тебя трахал там за загородкой!

– Не смей меня оскорблять! Какое ты имеешь право говорить мне такие гадости? Только человек с больным воображением может до такого додуматься. Приписывать мне какого-то Воркуту. Откуда мне знать, как зовут этого подонка? Я его видела первый раз в своей жизни. И, надеюсь, последний.

У Павла от возмущения перехватило дыхание. Если бы он не видел своими глазами всего, что происходило в черных загородках, он с легкостью позволил бы себя обмануть. Татьяна подошла сзади и стала целовать его шею, ухо и при этом шептать:

– Глупости, какие глупости… Разве после такого мужчины, как ты, можно думать о другом? Дурачок. Ты у меня единственный и самый лучший. Ну, скажи, зачем мне жить с тобой просто так? У меня своя замечательная квартира. Денег мне вполне хватает. С мужиками тоже нет проблем. К чему такая безумная ревность? Ну, зашел случайно какой-то дурак во время спектакля. Ну а я-то здесь при чем? Такую драку устроил. Не мог его побить после спектакля. Ты же мне карьеру перечеркнул! На всю Москву шум устроил. А я вернулась сюда. Ждать тебя и мучиться…

Павлу стало казаться, что действительно ничего не было. Руки Татьяны уже ласкали его тело, усталость свинцово разлилась по всем членам. Водка подействовала непривычно быстро. Но, встряхнув головой, он все-таки резко встал и развернулся к Татьяне. Она смотрела на него влюбленными доверчивыми глазами. Так, как когда-то смотрела в заплеванный зал кинотеатра в Прокопьевске.