В молодости Хансхайрик учился в Технической академии, там он дружил с однокурсником Эрхардом Томфором. Про него болтали, что он коммунист, но тогда политика Кумерова не интересовала. Томфор работал на кафедре химии в Берлинском университете имени Гумбольдта. Кумеров изредка встречался с ним, но та дружба, что была в студенческие годы, ушла. В марте 1936 года Хансхайрик под впечатлением ареста Отто Фишера выложил Томфору все, что думает о нацистском режиме. Свою пламенную речь Кумеров закончил словами о необходимости борьбы с национал-социализмом. Хансхайрик предложил Томфору провести диверсии на заводах «И Г Фарбениндустри». Но Эрхард Томфор отделался шуткой, и они расстались.

Спустя неделю он позвонил Кумерову, назначил встречу. Они сидели в пивной на углу Хаухеманштрассе, болтали о всякой чепухе. Неожиданно Томфор резко сменил тему, и сказал, что с нацизмом можно бороться не только при помощи диверсий. Через неделю Томфор познакомил Кумерова с чехом Яном Колчеком, владельцем маленького рекламного агентства. Это был советский разведчик-нелегал Василий Зарубин, агент Бетти, так он значился в картотеке седьмого отдела ГУГБ НКВД СССР.

В 1931 году Василий Зарубин со своей женой Елизаветой под именами Ян и Екатерина Кочеки натурализовались в Германии. Они осели в Берлине. На контакте у Бетти были самые ценные агенты: сотрудник берлинского гестапо Вилли Леман (агент Брайтенбах), полковник люфтваффе Карл Ленденер (Алмаз). Хайнсхайрику Кумерову присвоили агентурный псевдоним «Один».

В июле 1938 года в Манчжурию к японцам перебежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю Генрих Люшков. Японская разведка получила от него много ценных сведений. Рассказал Люшков о разведчике-нелегале Василии Зарубине. Правда, он мало что мог сообщить об агенте Бетти. Знал лишь, что тот живёт в Германии по паспорту гражданина Чехословакии. Японцы передали эту информацию немцам.

В сентябре 1938 года Бетти обнаружил за собой слежку. К тому времени Абрам Слуцкий был мёртв, а седьмым отделом ГУГБ НКВД руководил Залман Пасов. Он принял решение срочно убрать Бетти из Германии. Зарубин передал свои контакты берлинскому резиденту ГУГБ НКВД Александру Агаянцу, и вместе с женой покинул Германию.

Встречаясь с Яном Корчеком, Кумеров чувствовал себя в безопасности. Мало ли о чём можно беседовать с владельцем рекламной фирмы! Совсем другое дело контакт с работником советского посольства. За ними круглосуточно наблюдает служба наружного наблюдения гестапо! Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в подвале дома №8 на Принц Альбрехтштрассе. В здании бывшей Школы прикладного искусства размещалась государственная тайная полиция (гестапо). О её застенках рассказывали страшные вещи. Оттого хмурился и нервничал Хансхайрик Кумеров, ожидая на Регаттенштрассе Александра Агаянца.

Кумаров взглянул на часы, до встречи оставалось пять минут. Он направился к скамейке, стоящей возле причала. Сел, вынул из кармана пальто газету, и положил её на скамейку.

Агаянц появился спустя несколько минут. Он шёл вдоль причала, как-то странно скрючившись. Плюхнулся на скамейку возле Кумерова.

– Что с вами?! – прошептал тот.

– Мне нездоровится, язва обострилась, – сморщился разведчик.

– Тогда я быстро, – Кумаров посмотрел на толпу, гуляющую по Регаттенштрассе. Он зашептал: – В Химическом институте физик Отто Ган облучая нейтронами уран, обнаружил следы бария. Мне удалось заполучить черновые записи Гана.

Кумеров похлопал ладонью по газете:

– Они здесь.

– Что это даёт? – Агаянц положил газету во внутренний карман пальто. Боль в животе изводила его, хотелось лечь на скамейку и выть.