Но сегодня эта музыка настроила её на лирический лад. Она с нетерпением ждала встречи с сыном Анны Ивановны. «Счастливая, счастливая!» – думала Катя, глядя на белые маленькие холёные руки, взлетавшие над клавишами, вдруг почувствовала запах вешней земли, усеянной белыми подснежниками.

У неё было такое чувство, что уже наступила весна. И она, томимая неясной грустью, бродила в сосняке, среди кочек, покрытых зеленым плюшем мха, и собирала подснежники. Журчала вода, и солнце так светило, что было больно глазам. Неумолчно звенели зяблики, повторяя одну и ту ж несложную песню, как бы спрашивая друг друга: «Не правда ли, как хорошо? Как хорошо!» И Катя почувствовала, что ей тоже хорошо оттого, что журчит вода и блестит солнце, и от запаха земли кружилась голова. Катя присела на кочку, покрытую брусничником, и вдруг заплакала от ощущения близкого счастья. И сейчас, испытывая такую же радость близкого счастья, Катя бросилась к Анне Ивановне, и обняла её.

– Счастливая вы! – прошептала она, любуясь умиротворенным лицом Анны Ивановны, и самое счастье предстало перед ней в образе матери, ждущей любимого сына.

Анна Ивановна, встала, прошла в соседнюю комнату. Открыла шкаф, достала и принесла платье, и Катя, не ожидавшая, этого, нетерпеливо переодевшись, подошла к зеркалу. Катя, взглянув на себя, нашла, что в этом новом платье из светло – синей шерстяной материи она стала еще красивей. И Анна Ивановна залюбовалась ею.

– Ты счастливей меня, Катя, – в раздумье сказала она.

– Почему, Анна Ивановна? – удивленно спросила Катя, поворачиваясь перед зеркалом так, чтобы видеть платья сбоку.

– Потому что тебе двадцать лет, – тихо сказала Анна Ивановна, оглядывая фигуру Кати, дышавшую радостной силой здоровья.

– Платье хорошо сидит на мне, не правда ли, Анна

Ивановна? – сказала Катя, охорашиваясь перед зеркалом; она вдруг услышала пофыркивание лошадей за окном и, побледнев, прошептала:

– Игорь приехал!

Анна Ивановна позвонила в колокольчик и горничная побежала в прихожую, чтобы открыть дверь.

– Что же мне делать? – Растерянно прошептала Катя и, чтобы Игорь не подумал, что она нарядилась ради него, хотела снять новое платье, крючки на вороте не расстегивались, она бросилась в соседнюю комнату, чтобы убежать через другую дверь, ведущую во двор.

Анна Ивановна распахнула дверь и, плача от радости, прижала к груди голову сына, покрывая поцелуями щеки, лоб, волосы.

– Приехал, Игорь? Говорила же я…, не летом, так осенью…

– Здравствуй мама!

– Ты надолго, Игорь? – сказала Анна Ивановна, едва удерживая слезы.

– Во всяком случае, пробуду здесь не один месяц.

Пообедав, все долго говорили… приехал отец. Он только что встречался с генералом. Доложил обстановку на Урале. Передал сыну пожелания генерала, чтобы он остался служить здесь в городе. Работы будет много.

Анна Ивановна аккуратно намекнула отцу, что Игорь и Катя хотят остаться вдвоем, и, хотя ей хотелось ещё побыть с сыном, она на время попрощалась, трижды поцеловав его. А когда он отошел, она ещё раз посмотрела на него, и прошла к себе в столовую.

Катя и Игорь вышли на улицу и решили погулять. Они пошли в городской сад. Березы, роняли на землю золотисто-желтые листья. Испуганно шелестела багровой листвой осина, казалось, она охвачена каким-то тревожным огнем. Ветер сорвал лист, покружил его и бросил к ногам Кати. Она подняла его, положила на ладонь и вздрогнула: лист был кроваво-красного цвета.

Кате хотелось многое сказать Игорю, и она рассказала ему о своём житье – бытье. О том, что происходило в городе в эти годы, пока его не было. Он слушал её со вниманием и не перебивал. Он любовался ею.