Нам необходимо Обыденов, изменить материал, комплектующий контрразведку. Скажу вам, что надо привлечь на эту службу бывший жандармский корпус, чинов судебного ведомства и т. д. У нас, как Вы заявили, одна сверхзадача – не провалить операцию «Ковчег», для этого нам нужно допросить Соловьёва…

– Да, Виктор Иннокентиевич, нам прислали бумагу из Берлина от агентуры о некоем Маркове. Я предлагаю попытаться использовать его как агента по линии эстафеты. Прочитайте, и скажите, что Вы думаете об этом. Сообщение поступило от агента, который давно работал в Берлине. Оно касалось Бориса Владимировича Свистунова, 36 лет, дворянина. Он был офицером Генерального Штаба, полковником участвовал в Первой мировой в качестве старшим адъютантом штаба 56 дивизии, а затем помощником старшего адъютанта штаба Особой Армии.

– Господин полковник, привлекать Маркова очень

проблематично. Очевидно, он не рассказал полковнику Свистунову, что сидел в тюрьме в г. Тюмени. Но ведь и князь Львов находился в тюрьме в Тюмени. Значит, они сидели вместе. Потом Марков был освобождён без последствий для него. Его освобождение произошло раньше, чем освобождение князя Львова. Господин полковник, из этого документа становится ясно, что офицер Марков связан с немцами. Их Красный крест имеет представителей в г. Екатеринбурге. Если ему поручить работу по доставке информации, как разъездному агенту, по эстафете, то надо давать минимум. Пусть он курсирует между городами Томск, Омск, Челябинск, Екатеринбург, Курган.

– А что, Виктор Иннокентиевич, это мысль. Надо

подумать. Ну, во – первых мы его найдём. Я думаю, он не откажется от работы. Ну, а если откажется, не велика беда. Но я думаю, что это будет в его интересах. Надо проверить его связи. В это время раздался звонок телефона. Это звонили из тюрьмы и сказали, что Соловьёв проситься на допрос. Гришин – Алмазов посмотрел на тумбовые часы.

Поехали в тюрьму, – сказал полковник. Подали машину. В углу камеры сидел Соловьёв. Когда вошли офицеры, он вдруг спросил:

– Господин полковник меня расстреляют?

Он смотрел на вошедших, одновременно с ужасом и мольбой.

– Господин штабс-капитан, возьмите себя в руки, сумели нарушить присягу сумейте и отвечать! Нам необходимы ваши показания.

Гришин – Алмазов произнес:

– Немедленно возьмите себя в руки! Дайте показания о вашем предательстве, о работе на красных, об убийстве Померанцева, – а там посмотрим!

Соловьёв, глядя ему в глаза затараторил:

– Завербован, деньги нужны были, мать померала. Это ещё в Москве было. Я был проездом в Екатеринбурге, ну, вот и помог мне один хороший человек. А потом начал меня шантажировать.

– Кто этот человек? – спросил Обыденов.

– Это чекист Родзинский…

Гришин-Алмазов подал знак рукой писарю Зверобоеву. Тот быстро записывал показания Соловьёва.

Соловьёв с обречённостью человека, у которого не было иного выхода, кроме как в петлю рассказывал о том, как передавал сведения о количестве и оснащенности Сибирских корпусов, о контактах командования с американцами и японцами. Он подробно описывал свои встречи с Родзинским, через его агента Никулина в Академии Генштаба в Екатеринбурге, а также на железнодорожном вокзале, когда он ездил туда по заданию полковника на встречу с местными агентами Сибирского войска. Гришин – Алмазов внимательно слушал его. Обыденов также слушал, что называется в оба уха. Писарь записывал слово в слово. Наконец Соловьёв замолк, будто из него вышел весь дух.

Обыденов спросил:

– Ты про убийство своего товарища Померанцева почему не рассказал? Рассказывай, сволочь, как связного убивал и куда дел список нашей агентуры?