Что касается самой постановки оперы «Дон Карлос» в Мариинском театре, то она осуществлена итальянским театральным режиссером Джорджо Барберио Корсетти, он же и художник, совместно с Кристианом Тараборелли и Анджелой Бушеми. Постановка вполне добротная и современная, с использованием в больших количествах мультимедиа, которое несколько оживляет обычную оперную статику.

Эта постановка оперы Верди «Отелло» – возобновление спектакля 1996 года. Поскольку позже в Мариинском шла еще одна версия постановки этой же оперы Верди, возвращение к постановке 1996 года о чем-то, да говорит. Что-то в постановке 1996 года было лучше, какая-то сверх идея в той, старой, постановке была представлена намного лучше, чем в более поздней. Вероятно, пели и играли так же хорошо, но главные смыслы, вложенные в эту оперу Джузеппе Верди обновленной постановкой, были проявлены хуже. Ну, если пришлось возвращаться к постановке 1996 года.

Могу сказать, что оформление спектакля, костюмы, антураж при внешней вроде бы скромности и простоте просто блестящи по глубине образов, раскрывающих замысел Верди. Художник-постановщик и художник по костюмам Вольф Мюнцнер впитал многие серьезнейшие немецкие постановочные традиции театра и кино.

Мое впечатление, что эта постановка – совершенно выдающееся решение, раскрывающее глубинный замысел гениального композитора Верди. Попробуем разобраться, хорош ли этот замысел, и что проповедует своей оперой Джузеппе Верди, а так же, что удалось отобразить в этом спектакле, какие смыслы раскрыть постановщикам этого спектакля: режиссеру Михаилу Смирнову, художнику Вольфу Мюнцнеру и дирижеру Валерию Гергиеву.

Главный вопрос: а хороша ли главная мысль Верди? Или, может быть, она совсем плоха и даже неприемлема – мысль, воплощенная гениальным композитором Верди на склоне лет, когда на него было оказано серьезное влияние Арриго Бойто (итальянский композитор и поэт, автор либретто к операм Джузеппе Верди «Отелло» и «Фальстаф». – М. Е.), которого, по всей вероятности, можно приписать к спецслужбистам очень высокого уровня и которому удалось направить гений композитора Верди на воплощение какой-то генеральной вредоносной идеи. Что это за идея, гениально воплощенная Верди? Еще раз зададимся вопросом: хороша ли эта идея или чрезвычайно вредна?

В целом, во всех эпизодах-действиях оперы визуально присутствует центральный элемент декораций – перевернутый православный крест – крест, который, возможно, венчал какое-то крупное культовое сооружение, причем православное. И вот мы видим элементы когда-то доминировавшего вероисповедания, которые теперь пришли в явный беспорядок: то, что должно было сиять и символизировать, теперь сброшено, разрушено. Мы видим остатки былого величия, в частности и сброшенный православный крест, когда-то венчавший какое-то крупное сооружение. Этот крест на сцене достаточно большого размера, это не крест в каком-то бытовом масштабе, не крест, который можно носить на груди. Нет, это гигантский крест, который теперь сброшен, свергнут и вокруг которого разворачиваются события оперы Верди «Отелло» в постановке 1996 года, к которой в театре вернулись после попытки обновить, осовременить постановку. И это осовременивание привело к утрате чего-то очень существенного, в том числе и раскрывающего замысел Верди.

Кроме того, в оформлении всех сцен присутствует архитектура или элементы архитектуры полуразрушенного православного византийского храма в нескольких вариациях, с разной степенью разрушения. Получается, что действие оперы разворачивается как бы на «кладбище», на котором присутствуют останки погибшей Византийской империи, в данном спектакле – останки православной цивилизации, охватывавшей, в частности, и остров Кипр, на котором разворачивается действие оперы «Отелло».