Филипп, помогая себе рукой, сбрасывает сперму на постель, а затем, пошатываясь, идет в ванную, а у меня есть лишь доли секунды для того, чтобы подумать о своих дальнейших действиях.

Думай, Алла, думай!

Решение приходит мгновенно, план, который поможет убить сразу двух зайцев. И я быстро ложусь к Николаю, накрываю нас одеялом, одновременно снимая с него наручники и повязку с глаз, а с себя трусики. Все должно быть правдоподобно.

Улыбаюсь во все тридцать два.

— Понравилось?

— Ты лучшая.... — он, весь такой удовлетворённый, довольный как котяра, налакавшийся жирной сметаны, хочет меня поцеловать, но я подставлю шею именно в тот момент, когда заходит в комнату Тамерлан.

Вот сейчас начнётся главное веселье. Но вместо эйфории по телу пробегает озноб.

— В чем дело?! — орет Николай, собственнически прижимая меня к себе. — Не видишь, занято! Пошел вон!

Тамерлан молчит, цепким взглядом осматривает комнату и постель, а самое главное разбросанные шмотки. Морщится так, словно лимон проглотил.

— Что такое? Не ожидал, что я успею отсосать другому? — спрашиваю ошарашенного Тамерлана.

Мне даже кажется, что на его лице мелькнуло разочарование. Или боль? Тамерлан сжимает кулаки, затем разжимает, а Николай продолжает орать.

— Я сказал, вышел!

Тамерлан берет себя в руки и уже более спокойно произносит:

— Аллу Мельникову ждут в полиции по обвинению в хранении и распространении наркотиков. Сейчас она уйдёт со мной.

— Где ордер? — не отстаёт парень, щупая меня за зад.

— Оставил в машине, — отвечает Тамерлан, не сводя с меня агрессивного взгляда. — Алла…

— Я никуда не пойду, не видишь, я влюблена в нового любовника, и мы продолжим заниматься страстной любовью в этой страстной постели! — что я несу? Но надеюсь, что он не такой дурак, чтобы прилюдно набрасываться на сына мэра?

В подтверждении своих слов накидываю на Николая обнаженную ножку, мелькая задницей, показывая, что мне тут вполне комфортно. Надеюсь на то, что Тамерлан уйдет в закат, как это сделал два года назад.

Только никак не пойму, почему эти мысли вызывают острую боль в груди? Агония — это хорошо, действует отрезвляюще.

— Не волнуйся, — хрипит Тамерлан, быстро и решительно подходит к кровати и, завернув меня в одеяло, резким движением закидывает к себе на плечо, как первобытный человек. — Теперь твоим любовником будет правосудие.

Николай еще что-то орал вслед, а я только и успеваю, что схватить сумку и продолжать висеть на плече этого неотесанного гиганта.

Неужели даже это его не отвернуло?

— Отпусти, а то я все папе…

— Расскажи, и он снова упечет тебя в клинику, раз я не справляюсь, — рычит мужчина так пугающе, что я на мгновение сжимаюсь.

Нельзя показывать свой страх! Животное это сразу почувствует. Надо надавить на больное, сказать то, что может ему не понравиться.

— Да ты просто ревнуешь, что я самозабвенно сосала не тебе. И его член больше твоего! — смеюсь я, пока он заталкивает меня в машину. Затем садится сам и куда-то везет.

Долго так, не в сторону Москвы, от чего становится крайне не по себе.

Чего это он задумал?! Что за тяжесть в груди?

Почему у меня ощущение, что между нами словно нависают темные тучи? Или все же...

— Мы куда? — все же решаю спросить, когда времени проходит уже прилично.

Тамерлан молчит, его напряженное состояние я вижу по шее и скулам, которые готовы лопнуть, как и пульсирующая на виске венка. Кажется, дела, Аллочка, наши плохи...

Но сдаваться нельзя!

— Тамерлан! — кричу ошалело, толкая в его стальное плечо. — Куда. Мы. Едем?

— Рот закрой. Сегодня ты потеряла право что-либо спрашивать или говорить.

— Что? Да как ты смеешь?! — ору я, на что Тамерлан резко останавливается и рукой тянется к моей шее, которую тут же крепко сдавливает.