Иногда муж мешкал, лишний раз осматривался по сторонам, но пауза затягивалась.

– Пашенька, поехали. Сзади уже сигналят.

Она тронула его за плечо и сразу поняла – Паша мертв.

На этом перекрестке дороги их разошлись. Тело Павла Федоровича отвезли в морг на вскрытие, Веру Игнатьевну с едва ощутимым пульсом доставили домой к сыну.

Когда Лера после проваленного экзамена вернулась домой, в квартире творилось что-то несусветное. В комнатах толпились незнакомые люди, слышались стоны, громкий плач, бригада реаниматологов суетилась возле Лериного дивана над обездвиженной бабушкой Верой. «Скорая» приезжала в третий раз, но Вера Игнатьевна от госпитализации отказывалась. Крепкой хваткой она держала сына за руку, принимала его за Пашу и все интересовалась: пообедал ли он горячим и достал ли из кладовки пустые баллоны. После инъекции сознание ее прояснялось, образ мужа растворялся и появлялся Димочка. Вера Игнатьевна снова сотрясалась в судорожных рыданиях, теряла сознание, и через полчаса на пороге появлялся новый фельдшер. Дверь в квартиру в тот день не закрывали, ее держали распахнутой настежь.

Все девять дней после похорон у постели бабушки дежурили ее медсестры из госпиталя. Скоропостижная смерть Павла Федоровича потрясла всех, кто мог сочувствовать – сочувствовал, кто хотел помочь – помогал. Сестрички расписали график дежурств, и Вера Игнатьевна ни на минуту не оставалась одна.

Дмитрий Павлович взял отпуск по семейным обстоятельствам. На полдня появлялась в клинике и Татьяна Яковлевна. Ради свекрови она обзванивала медицинские базы в поисках нужных лекарств, желательно иностранного производства, а не найдя, выбила у главврача командировку в Москву и через два дня привезла все, что было нужно.

Иногда Леру просили посидеть рядом с бабушкой. И она сидела нудными часами, вжавшись в глубину кресла, не совсем понимая, что от нее требовали. Ее безмятежная молодость отторгала сам факт произошедшей смерти. Бальзамированное дедушкино тело, выставленное для прощания перед подъездом, казалось ей чем-то театрально-бутафорским, немного пошлым и нереальным. Еще из всей процессии запомнились выложенные в ряд перед гробом маленькие подушечки из красного бархата с фронтовыми наградами. Лера не знала, но именно им ее родители были обязаны получением удобной трехкомнатной квартиры в центре города с окнами, выходящими на краевую администрацию и сквер с фонтаном. Перед самой свадьбой сына Вера Игнатьевна заставила мужа надеть строгий пиджак с орденами для личной встречи с начальником горисполкома. Старым Шагаевым давно предлагали жилплощадь, но намного меньше и дальше от центра, а Павел Федорович, привыкший к тихому дворику в Подгорном переулке, недалеко от госпиталя, – тещиному наследству, в котором они с Верой прожили всю жизнь, – переезжать на новое место не хотел. Ему даже не пришлось стучать по зеленому сукну, ордер на квартиру он получил через три дня…

Опасаясь за здоровье матери, Дмитрий Павлович почти силой удерживал бабушку Веру от возвращения в старую квартиру, где прошло его взросление. Там ее ждали любимые вещи, привычный, на века отлаженный быт и старые пожелтевшие фотографии прошлой жизни и совсем новые, некоторые даже цветные, на которых была Лерочка с куклами в обнимку. Заметное материнское помешательство от пережитого удара ставило под сомнение доверие Дмитрия Павловича к ее дальнейшему одинокому существованию в пустующей квартире. Татьяна Яковлевна настаивала на том, чтобы поселить свекровь в их гостиной на такой срок, который понадобится для восстановления душевного покоя. На этой почве уже через месяц после похорон дедушки в семье начались тихие ссоры, заканчивающиеся долгим молчанием бабушки Веры.