Сейчас мистер Айверли был отличным всадником, но Диана предпочла не спорить. Никто из их компании не знал, что они ездили в Уоллоп вместе.

– Сколько я его помню, он всегда сидел, уткнувшись носом в книжку, – продолжал Блейк. – Отец считает его необыкновенно талантливым. Может, потому, что он может без зевоты слушать, как старики талдычат о политике.

– Я учился вместе с ним, – сказал Лэмб.

– Ах да! Ведь он закончил Винчестерский колледж, – вспомнил Блейк. – Наш дорогой Себастьян и в Винчестере был таким же странным?

– В Винчестере почти все странные. Это вообще странное место. Он не очень выделялся среди нас. Но после колледжа мы стали нормальными людьми, а Айверли стал еще более странным. Он никогда не ходит на светские развлечения.

– И он не любит спорт.

– Зато коллекционирует книги.

– А знаете, что самое странное в нем? – спросил Блейк. – Он избегает иметь дело с женщинами. Он этим и знаменит. Находясь здесь с вами, Диана, и с остальными леди, он, пожалуй, приблизился к женщинам на самое короткое расстояние в жизни. А не думаешь ли ты, Лэмб, что он другой?

Лэмб постоял в задумчивости.

– Нет. В колледже таких было немало, но Айверли в их компании не видели. А муслиновые юбочки? – Произнося последние слова, Лэмб кашлянул.

Хотя Диана и оценила его тактичность и нежелание говорить при ней о продажных женщинах, она поняла скрытый смысл вопроса.

– Нет, насколько я знаю, – сказал Блейк. – Он заявлял, что ненавидит женщин по принципиальным соображениям. Он даже поэтому кобыл не приобретает.

Лэмб удивленно покачал головой:

– Но у него должны быть потребности.

– Если и есть, то он справляется с ними застегнутым на все пуговицы.

Диана не могла решить, должна ли она оскорбиться тем, что мужчины при ней говорят на подобные темы. До замужества ей не приходилось слышать ничего пикантного, а друзья ее мужа, большинство из которых, как и он, были средних лет, в разговорах строго придерживались приличий. Сэр Тобиас Фэншоу интимными делами занимался только в спальне. В остальное время он относился к ней со снисходительной, но строгой официальностью. Эта их откровенность была одним из следствий ее вдовства, о чем предупреждала мать, но Диана не собиралась портить себе настроение.

Лэмб продолжал сомневаться:

– Может быть, твой кузен еще не дозрел. С моим двоюродным братом Джаспером было нечто подобное. Женщины совершенно его не интересовали до двадцати одного года. Потом однажды встретил служанку из трактира с большими… достоинствами… и он обо всем забыл. К двадцати трем подхватил сифилис. Айверли просто пока не встретил женщину своей мечты.

– И никогда не встретит, полагаю. Ему уже двадцать шесть. Здесь какая-то ненормальность. Ставлю на кон пони, что ничего не получится.

Если и была какая-то вещь из тех, что Блейк никогда не отвергал, то это пари.

– Идет, – сказал Лэмб. – Слушай, если мужчина нормальный, то женщина всегда может его соблазнить.

– Ты тоже слушай: нет в мире достаточно красивой женщины, чтобы привлечь внимание моего двоюродного брата.

– Блейк, ты оскорбляешь весь женский пол. Вот, взгляни на Диану. Сможет ли какой-нибудь мужчина ее отвергнуть?

– Чтобы заставить Себастьяна Айверли хотя бы коснуться губами уст женщины, она должна обладать всеми достоинствами Елены Прекрасной и Клеопатры одновременно.

Диана вспомнила, как мистер Айверли этим утром смотрел на ее колено. И как она перехватила его взгляд, обращенный на ее грудь, во время обеда. Блейк может не верить, что она сочетает в себе прелести двух исторических красавиц, – так она покажет ему.

– Я сделаю это, – сказала она, не взяв и секунды на размышление. – Я заставлю его поцеловать меня. Но ставкой будет не пони. Держу пари на пятьсот фунтов, что ваш кузен меня поцелует.