– Ты Килда с'Рин. – Она не столько спрашивала, сколько утверждала; таким тоном можно было назвать какой-нибудь предмет – как будто, если бы я не была Килдой, мне пришлось бы ей стать. Интересно, было ли это сказано для того, чтобы я начала волноваться? – тоном, каким она всегда говорила с потенциальными претендентами.

– Это так, джентльфем. – Я восприняла ее утверждение как вопрос и ответила на него.

– По крайней мере, ты молода. – Она продолжала пристально меня разглядывать. – По твоим данным, ты хорошо подготовлена в области образования. Ты из детского дома. – Теперь в голосе звучала нотка любопытства, будто мои биографические данные вызывали у нее некоторый интерес. – Ты ведь понимаешь, что это только временная работа? Нам придется поехать в этот ужасный приграничный мир на год, может, на два, потому что мой муж здесь служит. Ты хорошо переносишь полеты?

Как я могла ответить на вопрос, если никогда не была ни на одном корабле? Но не думаю, чтобы она действительно интересовалась ответом, потому что она понеслась дальше.

– А я нет, ну просто ужасно. Я немедленно впадаю в перелетный сон, сразу же, как взлетаем. Но Бартаре и Оомарк не могут спать в течение всего перелета – они еще слишком маленькие. Так что во время бодрствования тебе придется позаботиться о них. Не знаю… ты молода… – То, что сперва ее, по-видимому, порадовало, теперь, казалось, вызывало сомнения. – С Бартаре довольно сложно, даже очень сложно. Ею нужно управлять.

Сейчас у нее восьмилетний уровень обучения, и он еще будет расти, как нам сказали. Ты должна будешь обеспечить мотивацию, которая обеспечит этот интеллектуальный рост. Но, впрочем, ты ведь получала подготовку в детском доме, так что должна все об этом знать. А у меня нет времени и сил, чтобы проводить еще собеседования с неинтересными женщинами – или с неподходящими. Тебе придется заняться этим.

Было ясно: ее выбор окончательно сделан. И хотя по ее словоизлияниям угадывалось, что меня ждет полное требовательности и изводящее будущее, я знала, что Лазк Вольк прав. Это была практически единственная дверь, открытая для меня, и только так у меня могло появиться иное будущее.

Она едва ли выслушала мое согласие. Вместо этого сразу приступила к инструктажу насчет того, где я должна с ними встретиться. И тут выяснилось, что у меня всего два дня до отъезда. Это мне не понравилось, но я не успела издать еще и звука протеста, как она изрекла последний приказ.

– Слуга проводит тебя в детскую. Ты должна познакомиться с ними, а они должны увидеть тебя. Туда… И помни – в 11 часов на седьмой день… вечер.

Мне не удалось завершить церемонию прощания – слуга вывел меня из комнаты в коридор. Там он остановился перед другой дверью и отправил предупредительный звонок, хотя и не стал ждать разрешения войти. Казалось, джентльфем обращалась со своими детьми так же, как и со своими подчиненными, без особых церемоний. Меня прислали сюда, чтобы я рассматривала и чтобы рассматривали меня – вот и все.

Действительно, я учила детей в детском доме. Но там всегда царила атмосфера сдержанности и дисциплины. Детей туда отбирали самым тщательным образом. Те, у кого были проблемы с характером, получали профессиональное образование где-нибудь в другом месте. Дети, которых я учила, были хорошими и прилежными учениками, уже введенными в рамки практического обучения. Я воспитывала детей, которые явно имели желание использовать свои мозги. Так что комментарии моей шефини о том, чтобы подстегивать ее дочь к дальнейшим достижениям, имели смысл и не были мне незнакомы. Но интуиция подсказывала мне, когда я еще только входила в комнату, что это вряд ли будет напоминать обычное преподавание в детском доме.