Как же!

    Она сейчас покажет мне «деревне», как живут настоящие аристократы в культурной столице мира.

    Тут надо сказать, что Мария Фролова была рождена в СССР и девочкой-подростком жила в бандитские 90-е, откуда и вытащила кучу нелепых стереотипов: «Гороскопы не врут», «Увидеть Париж и умереть». И ещё много какой стрёмной лабуды, которую к сорока годам было не выжечь из её головы.

   Париж! Париж!

    Я сказала, что она не сможет насладиться Парижем, если не погуляет по его улочкам, не вдохнёт его воздух, не увидит его жителей.

    Маша ещё в тот момент что-то заподозрила, но я включила всё своё красноречие и уломала тётку покинуть территорию отеля и сходить погулять.

    Вначале мы проехались на метро.

    Разнообразие африканских лиц сразило Машу наповал, и она стала жаться к молодой белой женщине в деловом костюме, которая строго смотрела на часы и слушала в наушниках музыку. За этой дамой мы вышли на грязной станции. Дама прошла к мирно спящим бомжам, натянула юбку на талию и, присев, пописала.

    Маша пребывала в культурном шоке. Отпаивала я её водичкой в одном из отелей, где с балкончика открывался вид на Эйфелеву башню и разбитые, разрушенные фасады соседних зданий.

    На Елисейских полях мы лицезрели бездомных, которых никто не гонял. И так как на метро возвращаться Маша не захотела, а туфли брендовые вдруг стали жать, мы сели на автобус.

    Но не тот.

    Чтобы пересесть, мы вышли в одном из странных районов города, где в домах не везде были окна, и над улочками сушилось бельё преимущественно чёрного цвета.

    Естественно, что к таким красавицам, как мы, пристали здоровые черноглазые парни.

    И я сама в тот момент сильно испугалась.

    С воплями: «Руссо туристо, облико морале» Маша залепила одному из парней в глаз кулаком и, схватив меня за руку, побежала до первого жандарма.

    С жандармом объяснялась я. Красиво картавила и попросила нам помочь вернуться в отель.

    Мария была удивлена моему французскому. Она плохо говорила на иностранных языках, а у меня были три в запасе. Тогда моя сводная сестра узнала, что замечательные, восхитительные педагоги живут не только в Москве, но и в провинциальных городах. За обычную зарплату в обычных школах учат обычных детей.

    Влетело, конечно же, Маше. Ей на тот момент было тридцать восемь, а мне шестнадцать. Алексей, узнав о нашей вылазке, решил устроить культурную программу с посещением церкви Сен-Шапель с витражами в Париже. Поездка по Франции с Дюной дю Пилат, башнями Каркассон и римским мостом Пон-дю-Гар. Мы отдыхали в горных деревнях и пили вино в Шампани. Они пили, я нюхала.  А потом рванули на море и на яхте старого знакомого моего отчима загорали.

     Но Маша не улыбалась. И насколько я знаю, она больше не ездила во Францию.

– После гастрита будет язва, – настаивала я на серьёзном разговоре.

– У меня прошли боли! – сопротивлялась Мария, кинув мишуру на ёлку.

– У тебя…

– Ульяна! – разнёсся по залу строгий голос отчима. – Подойди сюда.

    Маша расплылась в мстительной подлой улыбочке.

    Я немного напряжённая пошла сдаваться Алексею.

    Он стоял в тени у большой спиральной лестницы, что вела на высокий третий этаж.

   Ладонь к ладони его старческих рук.

– Ульяна прекрати её прессовать. Человек должен во что-то верить, – хрипло и тихо сказал он.

– Ладно, – помялась я на месте.

– Зайди ко мне в кабинет.

– Хорошо, сейчас….

    Я отошла от него обратно в зал. Как только я сделала пару шагов от этого властного мужчины, мне полегчало. Он очень сильно умел давить. Психологически.

– Маша, – подбежала я к сестре. – Отчим велел перед тобой извиниться.