В свободное время семья Дружченко старалась проводить на Истре, где у Максима был свой дом с цветником и садом на двадцати сотках земли. Сад был из яблонь, привезенных из мичуринского плодопитомника, и цвел весной умопомрачительно. Рядом с домом были отличные фермерский магазин и сыроварня, в которых было все, что душе угодно, и по приемлемым ценам. По Новорижскому шоссе от Орла до Истры не в часы пик можно было доехать за сорок минут, и дом имел свой интернет, позволявший работать не в постоянно чадящем каменном мешке, а на природе, которую справедливо называли Русской Швейцарией. Прямо в саду, с видом на цветник из ста кустов роз, в беседке стояли вовремя вывезенные из Белополья отреставрированные круглый стол и кресло-трон середины XVIII века, сидеть за которыми под пение соловьев и щебет птиц было одно удовольствие.

Теплым июньским утром Максим в беседке своего сада отвечал на вопросы, пришедшие на сайт представительства, и не знал, что Столичная Гидра сама придет к нему с вопросом, ответить на который и надо, и невозможно, и скоро начнется такая потеха, по сравнению с которой недавняя борьба с украинским Треугольником покажется легкой прогулкой по парку аттракционов. Детскому.

Кажется, начинается заваруха?

Нужно ли контролировать Европу и ее население из единого центра? Америка давно пытается это делать со своей доктриной Монро, но получается по-разному. Ясно, что дело в том, кто это делает и зачем.

Государства и люди подчиняются разным законам, и форма правления тут совсем не главное. Нужны талантливые правители, желающие и делающие людей счастливыми. С этим в XXI веке была большая проблема. Лидеров-гигантов сменили пигмеи, имитировавшие великих вождей, до которых им было как до Китая раком. Лидеры говорили правильные слова, а потом ничего не происходило, только количество миллиардеров и их доходы неуклонно росли, а жизнь обычных людей также стабильно ухудшалась. Максим хорошо понимал, почему Ленин, приближавший крах потерявшей голову Российской империи, выдвинул лозунг «Чем хуже – тем лучше!» Иного способа заставить население очнуться и задуматься над своим будущим не было.

В этих условиях всевластия денег, которые не пахли, приходилось жить и работать, не обращая внимания на политиков, мешавших гражданам даже существовать. Изменить эту сатанинскую систему было, очевидно, невозможно, но просто сидеть и ждать Армагеддона, в компании с Апокалипсисом зарвавшегося в жажде наживы капитализма, не хотелось. Бороться с теми силами, задачей которых было подавление воли всего человечества, было необходимо. Господь создал людей по своему образу и подобию с правом выбора, влиять на который нельзя было силой, а только убеждением, обманом и выгодой, что успешно и делал Сатана.

Чего хотела Столичная Гидра? Диоген пока не зафиксировал какого-то активного потустороннего интереса к вернувшимся хранителям, но интерес к ним владык земных был очевиден. Появление в бою на хуторе близ Диканьки орлов и огненного шара, посланного, без сомнения, Великим Вседержителем Вселенной, спасшего четыреста человек от смертельного удара Падшего ангела, удерживало врагов перед проведенной им красной чертой – «Моих не трогать!» Пока удерживало. Во всем мире дьявольские академии подавления воли успешно отнимали у людей разум и душу, с каждым днем увеличивая размах своих черных дел.

Монсеньор Винцент успешно действовал в прозрачной для него Европе. Иное дело была византийская Столица с ее дракой бульдогов под необъятным ковром.

Звездная ночь незаметно навалилась на Истру со всего волшебного размаха, и хранители наслаждались великолепием летнего вечера. Закончив рассказ, Максим посмотрел на Диогена, внимательно слушавшего историка. Черный кот утвердительно мяукнул, не разжимая пасти, и элегантно переменил позу в кресле. Политическая борьба в огромной империи была закрыта от подданных со времен Ивана Третьего. Любой активный интерес к ней непосвященных фиксировался и мог закончиться для них плачевно. Максим сам должен вычислить Столичную Гидру, которая, конечно, не теряет времени даром, в соответствии со своей легендарной сутью, всеми своими головами творя зло.