– Я пойду. – Слова вырвались раньше, чем я успела принять окончательное решение. – Держу пари, у меня получится зажечь пять штук до темноты.

Мамин взгляд смягчился. Она сжала мою руку.

– Ты очень смелая, Эллери.

Мерри широко распахнула глаза. Она явно пыталась набраться смелости, чтобы вызваться пойти со мной. Я сжала ее руку.

– Возьму фонарь. Скоро вернусь, вы и глазом моргнуть не успеете.

Нашими Девами мы называли цепь огромных костров, сложенных вдоль границ Эмити-Фолз всего в нескольких ярдах от высоких сосен. Здесь заканчивался город и начиналась дикая чаща.

Три поколения назад, когда город только зарождался, семейство Латетон создало первую цепь костров, подобрав материалы и форму таким образом, чтобы костры могли гореть всю ночь. Их силуэты пугающе напоминали высоких изящных девушек – широкое основание было похоже на юбку, – за что и получили свое название. Как Дева Мария оберегает свою паству, так и Наши Девы защищали Эмити-Фолз от тьмы чистотой своего пламени.

Поначалу костры жгли каждую ночь, чтобы лесные жители не смели выходить из сосен. Но город вырос, дикие земли покорились человеку, и теперь Наших Дев зажигали только во время бурь или когда кому-нибудь хватало глупости забрести в лес и заблудиться. Готовые костры были разбросаны по периметру города. Заготовленные дрова торчали из куч, точно ребра, и ждали своего часа. Когда костры загорались, то освещали все вокруг своим янтарным сиянием. Длинные дрожащие тени плясали по долине, словно чьи-то вытянутые жадные руки, готовые схватить несчастных, заблудившихся в лесу.

Пока я шла через цветочное поле, краешек солнца уже начал опускаться за западную гряду Черных Зубцов. Горы, состоящие из четырех вершин и отдельной пятой, одиноко стоящей на юге, часто называли Дланью Господней. Эмити-Фолз раскинулся в самом сердце долины. Горные стены внушали некое умиротворение, как будто мы и впрямь жили на ладони Отца Небесного.

Семейства Основателей отправились в путь на повозках, стремясь к обещанной им земле изобилия под западным солнцем. Караван преследовали несчастья. Их скот и даже некоторые спутники пали жертвами опасного пути и свирепых горных хищников. Когда прадед Маттиаса Додсона обнаружил прекрасные берега Зеленого озера и изобильную, пригодную для фермерства землю, раскинувшуюся на много миль, караван встал здесь лагерем, да так и остался навсегда. Они развесили Колокольчики – всевозможные ненужные латунные и серебряные вещицы, какие нашлись под рукой, – вдоль опушки леса, утверждая, что их чистый звон способен сдержать жуткие тени. Прибывали новые семьи, вырубая окружающие леса и развешивая новые Колокольчики, теперь уже настоящие, с язычками, и так чудовища из легенд были изгнаны из поселения. Лагерь превратился в деревню, деревня – в город.

Сумерки расползались по полям, и беспрерывный звон цикад постепенно смолк. Только когда стрекот прекратился, я поняла, каким он был громким. От внезапной тишины у меня заныли зубы. Даже Колокольчики молчали. В горах сумерки были короткими, и мне не хотелось спотыкаться о корни деревьев и продираться сквозь терновник в темноте. Наши цветочные поля закончились. Я помедлила, задержав дыхание, привстав на цыпочки и вглядываясь в море пшеницы, раскинувшееся передо мной.

От сосен меня отделяла только эта широкая полоса, пожелтевшая под летним солнцем. Колосья были выше меня ростом, и я знала, что, когда войду в них, мне придется ориентироваться по мелкой россыпи звезд в небе. Если на поле кто-то есть и хочет напасть на меня, я не успею ничего предпринять. Я пыталась прогнать от себя мысли о чудовищах с серебристыми глазами, но стоило только колючему колоску коснуться моей щеки, и у меня душа ушла в пятки.