– Ты дурак вообще-то! – отозвался грубый Петухов и тоже прикончил виски.

– Я не дурак, а трезво оцениваю возможности.

– Возможности?! – того аж подбросило. – Возможности?! Да что ты знаешь про возможности! Сейчас время такое, братан, можно здорово подняться, это я тебе говорю. Только клювом щелкать не надо! Понимай!

– Так я-то тут при чем? – не желал понимать Ровный. – Я – архивист, а тебе нужны эти, искусствоведы. Ну… Русский музей, Эрмитаж…

– Эрмитаж-хренаж, – Петухов изобразил в дымном воздухе неприличный жест. – Они, конечно, могут. Только долго! И дорого! Приходишь в эту их экспертно-закупочную комиссию, до начальника, до Файмисовича, не достучаться, волынят по полгода и денег хотят до х…

По его словам выходило, что эксперт – это ужасно важная фигура.

Эксперт должен уметь на одном листе А4 написать такие слова, «чтобы клиент обосрался и немедленно купил».

– А печати мы любые нарисуем, – закончил он. – Это называется «экспертное заключение»: фото на принтере, пять абзацев научной ахинеи, подпись, дата – все! Чего тебе такое сочинить? Трудно, что ли?

– Нет, не трудно, – сдался Кирилл. – И каков гонорар?

– Сразу скажу, немного. Десять процентов от стоимости вещи. Я занимаюсь в основном всякими саблями, допотопными пистолями и тому подобной лабудой. У меня сейчас партия из Индии – тридцать шесть клинков и еще кое-что по мелочи – в Эрмитаже мне на них рисовать бумажки будут, пока я не облысею. А надо быстро, за пару недель, потому что скоро декабрь, народ ринется покупать дорогие подарки на Новый год. Тем более у нас на дворе миллениум, мать его за ногу.

– И… сколько стоит партия?

– Ну вот смотри, если настрочишь красивую бумажку, я в среднем возьму за сабельку два куска.

– Долларов? – осторожно спросил Ровный.

– Нет, епт! Греческих драхм!

– Это получается… – он мысленно умножил тридцать шесть на две тысячи, а после деления на десять – обильно вспотел.

Петухов довольно поглядел на приятеля.

– Ну что? Теперь допер? Или так и собираешься трубками вразнос барыжить, чучело?

Первый блин оказался против обыкновения вовсе не комковатым.

То ли город, наконец, сжалился над московским эмигрантом, то ли у Ровного проклюнулся талант к запудриванию чужих мозгов, то ли почти профильное образование пошло впрок?

Новообращенный эксперт, правда, небезосновательно полагал, что всему виной миллениум, начисто вывихнувший психику тюменских нефтяников, таможенных чиновников и прочих хозяев жизни в сторону лабильности.

Индийскую партию и «кое-что по мелочи» вымели начисто еще до середины декабря, утяжелив экспертное портмоне почти на восемь тысяч долларов – страшные, если подумать, деньги. В шестнадцать раз больше его телефонного дохода в самый удачный месяц.

– Нехреново! – резюмировал Ровный, сведя баланс, и уволился из родной конторы к такой-то матери.

Дальше дело пошло куда натужнее.

Ровный быстро выяснил, что Петухов – крайне мелкая рыба и общается в основном не с окончательными покупателями, а с дилерами более высокого уровня, а значит, главные финансовые ручьи текут вдалеке от его, а значит, и кирилловского кармана. Особенности русского предпринимательства, основанного на многократной купле-продаже, Ровный усвоил еще во времена недолгой квартирной пытки, поэтому не удивился и не испытал особенного огорчения.

Серьезно огорчал факт кислого информационного обеспечения – нужные книги продавались только на счастливом Западе, а библиотеки, даже могучая Публичка, то и дело вертели кукиш. Пришлось долго носить коньяк, чтобы припасть к мудрости профильных собраний, например, эрмитажной библиотеки, куда простым смертным ход заказан. Юный интернет в те годы помогал плохо и мало, исключительно по юной своей нескладности.